22) Об «несравненно лучших», по-Вашему, чем в других ведомствах, условиях жизни армейского офицера не стоит спорить (очевидно, вопрос затронут в связи с очерком «Армия и первая революция»; см. с. 218–219 настоящего издания. — А.К.).
Оттого, вероятно, в 1907 году некомплект офицеров возрос до 70 %?.. И комиссия при Совете государственной обороны установила «повальное бегство офицерства» вследствие «вопиющей материальной необеспеченности его» и «беспросветного служебного движения»…23) Вы пишете, что Устав о воинской повинности разрабатывался и был проведен в течение двух лет. Непонятно. Мне известно, что изменение Устава было предуказано свыше в 1907 году, вслед за уменьшением сроков службы; что Государственная дума не только не признавала должного успеха работы по созданию Устава, но решила отказывать в ежегодном увеличении контингента новобранцев, пока не будет проведен новый Устав; что, наконец, Устав был утвержден лишь в 1912 году.
«Вы глубоко ошибаетесь, — говорите Вы. [ — ] Работа (в воен[ном] ведомстве]) кипела…» Понятие относительное. Если Японская война окончилась в [19]05 году, а такие важные реформы, как Устав о воинской повинности был проведен (так у А. И. Деникина. — А.К.)
в [19] 12 году, Положение о полевом управлении [войск в военное время] — в [19] 14 году, а реорганизация войскового хозяйства (комис[сия] [генерала] Водара) так и не прошла до конца, то впечатления спешности не получается (см. с. 221.—А.К.). Другое дело — трудности и препятствия.24) В вопросе о «кружке генерального штаба» (см. с. 224. — А.К.)
я основывался на свидетельстве Гучкова и Сухомлинова. Вы вносите новые данные, которыми я воспользуюсь при переиздании книги.25) «Ваше же заключение не верно». Такими словами Вы заканчиваете письмо. Кратко, решительно, но не убедительно.
Уважающий Вас
А. Деникин»
{130}
Итак, еще раз четко сформулировано кредо Деникина-историка, Деникина-писателя, Деникина-военачальника… и — прежде всего и превыше всего, поскольку этим объединяются все перечисленные жизненные роли — Деникина-человека: говорить правду
— и овеянную славой, и отравленную горечью. В сущности, именно здесь причина и непонимания, и критических замечаний, и неприятия, в основе своей, пожалуй, рождавшегося инстинктивно, до всякой мотивировки, — со стороны «оппонентов»: лукавого Лукомского, с его принципом «писать правду, но не всю правду» (и вопросом, заданным Антону Ивановичу в период работы над собственными мемуарами: «Описывая начало Добровольческой] Ар[мии], я очень колебался, коснуться ли, или нет, трений между Ал[екс]еевым и Корниловым. Но свидетелей было слишком много, не исключая того же историка Милюкова; все равно опишут. Решил осторожно, но коснуться. Как Ваше мнение?»{131} — вопросом, который для Деникина просто не мог бы возникнуть!), — и увлекающегося Краснова, о первом знакомстве с которым, тогда еще военным корреспондентом газеты «Русский Инвалид», направляющимся на театр боевых действий в Маньчжурию, Деникин вспоминал через много лет:«Статьи Краснова были талантливы, но обладали одним свойством: каждый раз, когда жизненная правда приносилась в жертву «ведомственным» интересам и фантазии, Краснов, несколько конфузясь, прерывал на минуту чтение:
— Здесь, извините, господа, поэтический вымысел
— для большего впечатления…»{132} Различие во взглядах на то, что
и как нужно запечатлевать для истории, помешало Краснову и увидеть, если угодно, «положительных героев» «Старой Армии» — незаметных строевых офицеров, тех, кто через несколько лет, когда описанный Деникиным период сменится страдой Мировой войны, совершит геройские подвиги и станет затем под знамена Белого движения, и тех офицеров старшего поколения, кто воспитывал будущих героев, несмотря ни на какие трудности быта, ошибки государственной политики и прочие «теневые стороны». Только предвзятостью можно объяснить, что Краснов не разглядел, как Деникин воздает должное (а подчас и отзывается с нескрываемой симпатией) Мищенке и Мевесу, Завацкому и Драгомирову, Великим Князьям Николаю Николаевичу и Сергию Михайловичу, тем безымянным полковникам, которые вместе с ним «майн-ридовским» рейдом прорвались через всю страну, охваченную безумием 1905 года… В каком-то смысле «положительным героем» книги можно считать и… ее автора (вспомним пушкинское: «В комедии «Горе от ума» кто умное действующее лицо? ответ: Грибоедов»{133}, — хотя все, что мы знаем об Антоне Ивановиче, не допускает и предположения, что он сам ощущал себя таким «героем») — с любовью к правде сочетающего и любовь к Армии — не абстрактному, отвлеченному понятию, а к живым людям с их достоинствами и недостатками.Эта же любовь проявилась и в книге, вышедшей годом ранее, о которой мы пока умалчивали, поскольку на общем фоне биографии Деникина она с первого взгляда кажется несколько неожиданной, — в сборнике рассказов «Офицеры».
* * *