Старая барыня

- До безобразия: вместо того чтобы в бедности и недостатках поддержать себя, он первоначально в карты ударился, а тут знакомство свел с самыми маленькими чиновниками: пьянство да дебоширство пошло, а может, и другое прочее, и генеральша наша, действительно, слышавши все это самое, призывает меня, и прежде, бывало, с ближайшими родственниками никогда не изволила говорить об Ольге Николавне, имени даже их в доме произносить запрещено было, тут вдруг прямо мне говорят: "Яков Иванов! Наслышана я, что внучка моя очень несчастлива в семейной жизни, и я желаю, чтобы она была разведена со своим мужем". - "Слушаю, говорю, ваше превосходительство, но только каким манером вы полагаете это сделать?" - "Это уж не твое дело, ты должен исполнять, что тебе будет приказано". Я кланяюсь. "Поезжай, говорит, сейчас в город и проси ко мне приехать сегодня же городничего". Я еду, и так как господин этот городничий почесть что нашей госпожой был определен, и угождал ей во всем. Сейчас приезжает, и какой промеж их разговор был - я не знаю, потому что не был к тому допущен.

- А тут и дело пошло? - сказал я.

Яков Иванов несколько позамялся, впрочем продолжал:

- Дело пошло такого рода, что так как Федор Гаврилыч стал любить уж очень компании, был он на одном мужском вечере, кажется, у казначея, разгулялись, в слободе тут девушки разные жили и песни пели хорошо, а тем временем капустница была, капусту девушки и молодые женщины рубят и песни поют. Вся компания туда и отправилась, и что уж там было - неизвестно, только Федор Гаврилыч очень был пьян, другие господа разъехались, а он остался у хозяйки, у которой была молодая дочь. Городничий в то время, получа донесение, что в такой поздний час в таком-то доме происходит шум, приходит туда с дозором и находит, что Федор Гаврилыч спят на диване, и дочка хозяйская лежит с ним, обнявшись, и так как от генеральши нашей поступило по этому предмету прошение, то и составлен был в городническом правлении протокол - дело с того и началось.

В продолжение всего этого рассказа я глаз не спускал с старика, и хоть он ни в слове не проговорился, но по оттенкам в тонких чертах лица его очень легко было догадаться, что все это дело обдумывал и устроивал он, вместе с городничим. Предугадывая, что и на дальнейшие мои расспросы он станет хитрить и лавировать в ответах, я начал более вызывать на разговор Алену Игнатьевну.

- Что же Ольга Николавна? - спросил я, прямо обращаясь к ней.

Алена Игнатьевна по обыкновению потупилась, Яков Иванов улыбнулся и сказал жене:

- Рассказывайте!

- Ольга Николавна, - начала Алена Игнатьевна, глядя на концы своих еще красивых пальцев, - ничего не знали и не понимали, видев только, что Федор Гаврилыч попивают, дома не ночевали, сидят под окном и плачут. На ту пору, словно на грех, приходит мать протопопица, женщина добрая, смирная и к господам нашим привязанная. Видевши Ольгу Николавну в слезах, по неосторожности своей и говорит: "Матушка, говорит, Ольга Николавна, что такое у вас с супругом вышло?" - "Что, говорит, такое у меня с супругом вышло? У меня никогда с мужем выйти ничего не может". Скрывали тоже и стыдились, что бы там сердце их ни чувствовало, а протопопица эта и говорит: "Матушка, болтают, аки бы от вас подано на супруга в полицию прошение, и супруг ваш найден в таком-то доме и с такой-то женщиной..." Голубушка Ольга Николавна, как услыхали это, побледнели, как мертвая, выслали эту протопопицу от себя, ударили себя в грудь. "Когда, говорит, так, так знать я его не хочу. Сейчас, говорит, еду с детьми к бабеньке, кинусь ей в ноги, она меня простит, а с ним, с развратником, жить не желаю". Наняли ей кой-какого извозчика, и в простых санишках, в одном холодном на вате салопчике, меховой уж был в закладе, - на деточках тоже ничего теплого не было, так завернули их в овчинные полушубочки, да и те едва выкланяла у квартирной хозяйки, - да так и приезжает к нам в усадьбу, входит прямо в лакейскую. Старушка, как услыхала их голос, сейчас встала с кресел и скорым этак шагом пошли им навстречу, и такое, сударь, было промеж их это свидание и раскаяние, что, может быть, только заклятые враги будут так встречаться на страшном суде божием. Ольга Николавна ничего уж и говорить не могла, пала только к бабеньке на грудь, а старушка прижала их одной рукою к сердцу, а другой внучат ловят, мы все, горничная прислуга, как стояли тут, так ревом и заревели. "Бабенька, - говорит Ольга Николавна, - простите ли вы меня?" "Ничего, говорит, друг мой, ни против тебя, ни против детей твоих я не имею, во всех вас течет моя кровь, только об злодее этом слышать не могу". "Бабушка, говорит, я сама об нем слышать не могу".

Последние слова жены старик сопровождал одобрительным киваньем головы; на его мутных зрачках и покраснелых веках показались даже слезы.