Старая болезнь

Действия молодого человека, который своим внешним видом (он был в белой рубашке с закатанными рукавами и с красным платком на шее) чрезвычайно походил на ковбоя из какого-то невероятного фильма, возымели небывалый успех. Девушки, женщины, молодые и даже пожилые мужчины, улыбаясь и вскрикивая, поднимали руки вверх. Всем было интересно участвовать в этом небольшом представлении.

Джентельмен-разбойник, держа пистолет в одной руке, а другой — приобняв Зулейху за талию, поцеловал кончики ее пальцев и ладонь и потянул прямо к автомобилю.

Что в этом дурного? Неужели нельзя поучаствовать в этой в высшей степени живописной и остроумной киносценке? Что можно сказать на то, что молодая женщина прокатится с молодым другом, с которым она ходила на танцы, плескалась у берега на пляже, перебрасывалась шутками и который учил ее плавать, обхватив словно статую? Да и кто в наше время настолько старомоден, чтобы начать распускать из-за этого сплетни?

Молодой человек закрыл Зулейху в машине, затем обошел ее и прыжком сел за руль. Они поехали в Бостанджи[6].

Чуть погодя он сказал:

— Зулейха! Они, верно, все еще смеются, думая, что это некий спектакль, но ты знай, что я и впрямь тебя похитил и увезу в горы. Сейчас мы направимся в лес на гору Алемдаг и будем любоваться на самую яркую луну в году.

Зулейха сердится и делает вид, что хочет выскочить из машины. Но все это не более чем продолжение той игры, что началась чуть ранее.

Когда последние дома остались позади, они остановились перед грязно-белой лавкой бакалейщика, купили хлеба, сыра и яиц. И хотя весь ассортимент съестного состоял из трех-четырех видов продуктов, в витрине оказался широкий выбор спиртных напитков. Купив две бутылки лучшего из того, что там было, вина, они поехали дальше. И двинулись навстречу надвигающемуся вечеру, горам и луне.

Любые знакомства или происшествия, если они не удостоились обсуждения среди друзей, проходят мимо как события столь незначительные, что уже через три дня от них не остается и следа.

Но что делать, если история о несчастном случае с автомобилем, разбившемся ночью на обратном пути из Алемдага, — как бы близка к истине она ни была, — стала достоянием общественности и получила широкую огласку, официально представив пострадавших любовниками. Они лежали, скатившись в грязь, в объятиях друг друга, пока не подоспела помощь. Поэтому так и останутся в памяти людей, как влюбленные.

В первые дни газеты не называли их имен только из соображений какого-то высшего человеколюбия и сострадания, ограничившись короткими заметками о «молодой женщине из знатной семьи нашего вилайета[7] и спортсмене, сыне известного за границей коммерсанта». Но из-за обилия фотоснимков с места аварии и страха конкуренции это человеколюбие не продержалось и двадцати четырех часов. Уже на второе утро в газетах вместе с фотоснимками, отпечатанными на отдельных вкладках, появились и их настоящие имена.

Фотографии были самые разные: вот Зулейха лежит на моторной лодке, вот их вывозят на пристань Топхане, укладывают в автомобиль «скорой помощи» и отправляют в больницу. Но ни на одном снимке раненой и лежащей без сознания женщины не было хорошо видно ее лица. Наконец, когда в руки одной из вечерних газет попала копия фотокарточки, сделанной в день ее свадьбы, удалось удовлетворить всеобщее любопытство. Там Зулейха была вместе с мужем, но художественный редактор газеты просто вырезал его ножницами, оставив место пустым.

В первый день коридоры и сад больницы оказались переполнены. Друзья и знакомые Зулейхи, узнавшие об аварии, съезжались со всего Стамбула. Но когда в последующие дни несчастный случай начал медленно превращаться в скандал, поток друзей потихоньку схлынул, больница стала пустеть.

Причиной этому стал не только страх считаться родственником опозорившейся женщины. У Зулейхи, которая вот уже четыре месяца гостила у своего дяди в Стамбуле, в далеком вилайете Ичель[8], в особняке Гёльюзю был муж, который приходился внуком потомственному землевладельцу.

Никто сам не осмеливался сообщить этому человеку о несчастном случае, поэтому телеграмму послали от имени руководства больницы. Ответ пришел также руководству: «Узнал об аварии. Сделайте все возможное, чтобы вылечить мою супругу. Выезжаю».

Отсутствие вестей — даже спустя столько дней от этого человека не было ни слуху ни духу — почему-то не на шутку напугало близких друзей. Поговаривали, что муж Зулейхи сел на поезд из Мерсина[9] в Стамбул, но на станции Енидже[10] по непонятной причине повернул обратно. Но сказать, насколько все это правда, было невозможно: вторая телеграмма, отправленная из больницы в Гёльюзю, осталась без ответа.

Зулейха теперь лежала в комнате совершенно одна. У ее дяди в последние дни, как ей объяснили, воспалился седалищный нерв, и он, забрав детей, уехал в Чешме[11], — доктора в этот раз почему-то не рекомендовали горячие источники Бурсы[12] и Яловы[13].