Старая дева

Во Франции почти во всех второстепенных префектурах существует салон, где собираются почтенные и уважаемые лица, которые, тем не менее, не принадлежат к сливкам общества. Хозяин и хозяйка дома причисляются к городской верхушке, и перед ними открыты все двери, без них в городе не обходится ни одно празднество, ни один обед, данный с дипломатической целью; однако владельцы замков, пэры — обладатели обширных земель, высшая знать департамента не бывают у них запросто, ограничиваясь в отношении их обменом официальными визитами и обоюдным приглашением на обед или вечер. Такой смешанный салон, где сходятся местное мелкое дворянство, духовенство, судейские чины, пользуется большим влиянием. Разум и дух целого края сосредоточены в этом обществе, положительном, не чванном, где каждый знает доходы соседа, где исповедуют полнейшее равнодушие к роскошной обстановке и щегольскому платью, расценивая их как пустяки сравнительно с каким-нибудь клочком пастбища в десять — двенадцать арпанов, покупка которого обдумывалась годами и потребовала множества ловких ходов. Непоколебимый в своих предубеждениях, справедливых или несправедливых, этот кружок единомышленников следует по одному и тому же пути, не заглядывая вперед и не оборачиваясь назад. Он не принимает ничего парижского без длительной проверки, так же упорно отказывается от кашемировых шалей, как и от помещения капиталов в бумаги государственного казначейства, презирает новшества, ничего не читает и ничего не хочет знать: ни науки, ни литературы, ни промышленных изобретений. Кружок этот способен добиться смены префекта, который пришелся не ко двору; в случае если администратор в силах им противостоять, то кружок изолирует его по примеру пчел, которые покрывают воском улитку, заползшую в улей. Наконец здесь пересуды часто перерастают в торжественные приговоры. Поэтому, хотя гости здесь развлекаются только игрой в карты, все же молодые женщины от времени до времени появляются на этих вечерах; они приходят сюда за похвалой своему поведению, за признанием своего веса в обществе. Это первенство, пожалованное одному дому, частенько задевает самолюбие кое-кого из буржуа, но они утешаются, подсчитав, во что обходится такой салон, которым они пользуются даром. Если же среди горожан не оказывается состоятельного человека, которому было бы по карману держать открытый дом, местные важные шишки избирают для своих сборищ, как это и делали алансонцы, гостиную какой-нибудь безобидной особы, которая, в силу своего уклада жизни, характера или положения, предоставляет гостям у себя полную свободу, не заставляя настораживаться ничье тщеславие, ничьи интересы. Так влиятельное алансонское общество издавна собиралось у старой девы, на богатство которой без ее ведома метили г-жа Грансон — ее дальняя родственница — и оба старых холостяка, о чьих тайных надеждах нами только что было рассказано. Эта девица жила вместе со своим дядей с материнской стороны, в прошлом — главным викарием Сеэзской епархии, своим бывшим опекуном, после которого ей предстояло получить наследство. Семейство, единственной представительницей которого являлась в то время Роза-Мария-Виктория Кормон, исстари причислялось к самым уважаемым в провинции. Хотя и не дворянского происхождения, оно связано было с аристократией и нередко роднилось с нею; некогда оно поставляло управителей герцогам алансонским, судей — магистратуре и многочисленных епископов — церкви. Г-н де Спонд, дед мадемуазель Кормон с материнской стороны, был избран в Генеральные штаты от дворянства, а г-н Кормон, ее отец — от третьего сословия; однако и тот и другой отказались от своих полномочий. Почти все последнее столетие девицы этого дома выходили замуж за местных дворян, так что семья Кормон столь прочно вросла в Ангулемское герцогство, что обвивала здесь каждое генеалогическое древо. Никакие другие буржуа не походили в большей степени на аристократию.