Старая дорога

Это был склад. Лабиринт из этажерок с птичьими клетками. С потолка свисали неказистые литые люстры на десяток свечей каждая, кое-где стояли тумбы наподобие рукомойников, в остальном обстановка была самая простая: просмоленные, ничем не укрытые полы, стены и потолки. Два не самых привлекательных гобелена с изображением птичьей ловли и несколько запыленных чучел, расставленных по углам.

Возле дальней стены за столом сидел старик. Он мог показаться заурядным писарем, назначенным сюда вести учет проданных и вновь поступивших птиц, если б не богатые лицевые сигвы. Приглядевшись, я понял, что весь его жилет, а возможно, и брюки расшиты разноцветными перьями. Каждое перышко зажиточно украшала оборка из мелких бисерин. К вороту на кружевную тесьму были приделаны золотистые маховые перья красногрудого горлопана. Одно такое перо стоило не меньше десяти золотых.

Это был Птеард.

Он, безусловно, слышал, как мы вошли, но не отвлекался от бумаг. Перекладывал их, что-то в них записывал, подчеркивал. Изредка побрякивал счетными палочками. Пришлось ждать. Диндар покорно стоял рядом. Ни словом, ни жестом не уточнил, для чего мы тут собрались. Положение становилось глупым. Подумав, что на старика обрушилась не требующая отлагательств волокита, я отошел к этажеркам. Хотел рассмотреть хранившихся там птиц.

– Дин, – Птеард вдруг подал голос, – подожди снаружи.

Диндар кивнул. Прошел к дверям. Открыл их, на мгновение усилив шум дождя, и торопливо прикрыл. Тишина вернулась и вновь была беспечной, безразличной, будто я пришел сюда докучным просителем, а не желанным гостем.

Все это начинало раздражать.

Не разрешая себе злиться, я как можно более дружелюбно спросил:

– Могу я…

– Так вы дружите с этим проходимцем? – тут же перебил меня Птеард.

Тонкий, будто стальная струна, голос. И неприятное клокотание в горле. Захотелось самому прокашляться.

– Что?

Я действительно не понимал, о чем идет речь.

Старик отложил перо в латунной оправе. Поднял голову. Морщинистое склочное лицо с маленькими подвижными глазками. Угловатые лицевые сигвы. Кистевые сигвы с изображением птицы, воздевшей крылья.

– Теор Наирус ас Леонгард. – Птеард с отвращением выплевывал каждое слово. – Глупое имя для ничтожного человека. Вам оно знакомо, не так ли?

Теор… Можно было догадаться. «А паренек-то у нас мутный».

– Молчите? Проглотили всю свою смелость?

– Не понимаю, к чему эти вопросы.

Уже второй раз за день кто-то пытался играть со мной в игры, вместо того чтобы говорить прямо. Это раздражало. Правда, первый раз был приятным. Я бы предпочел вновь вломиться к Эрзе. Представил ее здесь, в этом курином костюме, и не сдержал улыбку. Птеард мою улыбку явно заметил и, конечно, понял неправильно.

Ударив по столу кулаками, вскочил. Казалось, сейчас будет кричать. Его крохотные глазки стали еще меньше, сузились в два острых уголька. Вместо крика через силу улыбнулся, скорее даже оскалился. Вышел из-за стола, показав, что я был прав, – на брюках перьев висело не меньше, и все они покачивались в такт движениям.

– Красивый костюм, – зачем-то промолвил я и до боли сжал челюсти, чтобы не обронить какую-нибудь из рвущихся наружу шуток.

Старик, судя по всему, не отличался смешливостью. Заложив руки за спину, молча смотрел на меня. Приподняв брови, наконец промолвил:

– Ну что ж. – Он неспешно приблизился к этажеркам. – Видите этих птиц? – кивком указал на одну из клеток. – Это синие пугачки. От страха выбрасывают едкий синий дымок. Насекомых убивает, а человеку становится дурно.

– Интересно, – продавил я сквозь зевоту и тут же вновь отругал себя за несдержанность.

Но зевок был настоящим. Эрза сказала правду – лег я поздно.

Старик, скривив губы, зашел за этажерку, будто хотел спрятаться от меня.

– Вот каморки, – продолжал он еще громче, отчего клокотание в горле усилилось. – Бестолковые, крикливые. Но только они могут отыскать земляные трюисы. Любимое блюдо нашего наместника. На мой вкус, горьковато и солоновато. Но я, конечно, не кравчий. И не наместник. Вот виалуты остроклювые. Их часто покупают в Багульдин, вывешивают в трапезных. В резиденции тамошнего наместника висит не меньше десяти клеток с виалутами. Хорошие птицы. Заполняют тишину. Поют, когда вокруг тихо. И спят, если слышат человеческую речь. Вот удивительные создания, ручные хвойники. Помогают охотникам ловить востриц. Те, знаете ли, слишком быстрые, ловкие и летят неровно. Трудно попасть. А силки обходят стороной, даже если натереть травой. Чуют запах человека.

– Вы пригласили меня, чтобы рассказать о птицах?

– За ними тяжело ухаживать, за хвойниками. – Птеард не обратил внимания на мои слова. Даже не замедлил шаг. Все так же шел вдоль этажерки и говорил: – Еще сложнее поймать и приручить.

– Все это замечательно, но, боюсь, сегодня я не планировал покупать ничего пернатого. Если только на ужин. У вас тут водятся куры?