Старая дорога

Мы с удивлением посмотрели на нее. Впрочем, многие понимали Эрзу, и сами не отказались бы криком облегчить зреющее в груди отчаяние. Все говорили вслух, что ни на зернышко не верим Пилнгару с его обещанием вывести из города, посмеивались над стариком. А внутри теплили надежду, что он не обманывает. Потому как понимали: эта призрачная, ничтожная, смехотворная надежда – последняя нить, связывающая с внешним миром. Едва ли кто-то всерьез рассчитывал прорваться через Лаэрнорский лес – после всего, что нам довелось там испытать.

– Мы тут сгнием, – на вздохе, с дрожью проговорила Эрза. – Это тупик. Конец.

– Обследуем кварталы, соберем припасы… – заговорила Миалинта.

– И что? Что?! Опять в лес, долбаться по этим болотам? Тухнуть по ночам в ямах? Гнить там, чувствуя, как вы пропитываетесь смрадом собственного страха? Как умираете задолго до смерти? Ваша кожа и ваша вонь… А потом ваши внутренности и кровь.

– Эрза… – Миалинта с удивлением смотрела на подругу. Бесцветные, посеревшие радужки.

– Тебе-то что, ты и так мертва. Можешь не брыкаться.

– Эрза…

– Да что ты заладила! – Эрза, отбросив лук, вскочила. С нервной дрожью подошла к столу. Посмотрела на плошки: – А хочешь сделать услугу этому миру? Показать, что ты еще человек? Иди следующая на испытание. Рискни. Может, тебе повезет. Ты ж у нас осветленная. Так ведь?

– Перестань. – Миалинта вернула себе прежнюю уверенность. Заговорила тверже, злее: – Лучше помолчи сейчас, чтобы потом…

– Что? Не жалеть о сказанном? Да иди ты, какая забота!

Поведение и слова Эрзы удивили не только Миалинту.

– Может, вы подеретесь? – спросил охотник. – Я бы посмотрел. Хоть немного отвлечься. Если что, ставлю на Мию. У нее кость покрепче.

– Фаиты в лагере на Старой дороге, – неожиданно проговорил Тенуин. – Они находились там не меньше десяти дней. У них было свое отхожее место. Одежда грязная. Рукава и брючины перетерты в местах, куда привязаны веревки. Значит, затяжки были крепкие, передавливающие.

– О чем ты? – растерялась Миа.

– Они были пленниками. Их едва кормили. Не разрешали ни умываться, ни ходить. А в пустой одежде, возле во́рота, лежали кляпы с кожаными ремнями. И полоски холстины. Им затыкали рот и закрывали глаза.

– Но… – Миа смотрела то на Тенуина, то на Эрзу.

В пролом протиснулся Нордис. Отошел в сторону, чтобы не стоять спиной к улице, и замер.

– Все становится интереснее, – промолвил охотник. Затем громче спросил следопыта: – Почему ты раньше не сказал?

– Тогда это не играло роли. Что бы ни случилось с лагерем, он пустовал. Только это был не лагерь. А засада. Для таких, как мы.

– Вот всегда так, – проворчал Громбакх. – Вечно молчит, когда знает…

Лицо Эрзы исказилось – утратило плавность черт, будто вылепленное из воска, подернулось от жары, оплыло. Черные длинные волосы, туго стянутые в две косы, сейчас казались искусственными. Парик на кукле с телом неестественных пропорций. То, что раньше представлялось красотой, стало уродством, хоть и неизменно привлекало к себе внимание – хотелось изучать его, постигать, выискивать каждую новую деталь, в которой это уродство проявлялось.

– Все так. – Эрза говорила холодно, твердо. – В лагере нас ждали. А газырны предназначались вашим коням и минутанам. И не смотри на меня.

– Облавы фаитов на Дарве не было? – тихо спросила Миа.

– Не было. Фаиты там спокойно проезжали. Их никто не трогал. Распоряжение коменданта Восточных Земель.

– Тогда зачем?.. Ведь ты обещала…

– Тебе я ничего не обещала. – Эрза уперла в стол руки. С усмешкой посмотрела на расставленные плошки. – Для Мии я бы многое сделала. Даже в этот поганый лес заглянула бы. Я ей многим обязана.

– Ей? – Миалинта не понимала.

– Ей! – Эрза ударила кулаками по столешнице. – Ей! А ты… ты мерзость, порождение лигура. Не знаю, что ты… но точно не человек. Обман! Болезнь…

– Как это трогательно, – без улыбки проговорил охотник. – Думаю, папаша Зельгард прослезился бы в умилении. Дочь, она хоть неродок, а все же родная.

– Я хотела сделать это для Мии, понимаешь?! Да что там… Ты ничем не лучше этих личин, этой старухи… А может, и хуже.

– Эрза…

– Заткнись! Смотреть на тебя тошно. И все эти дни терпеть, терпеть, – с каждым словом она распалялась все больше. – Надо было тебя сгноить. В тот же день, когда ты ко мне пришла. Всех вас сгноить! Я сразу поняла, что ты другая. Эти глаза, эти волосы… Эта безумная идея отыскать вонючего братишку, которого ты на дух не переносила, который только ныл, а потом заблевал все своей чернотой – выродился так, что чуть не погубил весь город. Но нет, ты вдруг его полюбила. Найти, спасти… И связалась с этим отребьем…

– О, кажется, подошла наша очередь, – хмыкнул Гром. – Подставляй миски. Сегодня подают желчь с мокротой. Говорят, вкусно.

– Поперлась в Авендилл, трешься с этим ханголом, строишь из себя невесть что… Ты предала отца. Своего настоящего отца. Галанта из рода Аргоната, а не этого индюка в наместных тряпках.

– Я спасла Багульдин.