— Вы знаете, как Хурд погубил вашего отца. Но тогда Хурд был пигмеем, сейчас он — гигант. Не могу сказать, чтобы наши законодатели все были продажны и бесчестны. Возможно, что большинство даже обрадовалось бы падению Хурда, но те, что не с ним, боятся его. Он слишком силен и не останавливается не только перед мошенничеством и бесчестными поступками, но даже перед преступлением. Вот какого человека вы унизили в Монреале! Вот какого вы приобрели врага!
Джон Денис развернул на столе карту:
— Взгляните, — сказал он, — я перехожу к сути дела. Вот ваш старый друг — река Мистассини. Красным очерчены концессии Лаврентьевской компании — две тысячи квадратных миль; граница проходит в сорока милях на западе и на востоке, а по реке пятьдесят миль. Каждый поток, каждая речка, по которым мы можем спустить лес с наших участков, вливается в Мистассини. А Мистассини — единственный путь к озеру святого Иоанна и нашим фабрикам, которые еще три года назад выпускали ежегодно свыше ста тысяч тонн бумаги. Стоит преградить нам путь по Мистассини — и мы обескровлены, мы погибли!
— Я начинаю понимать, Джон. Старая система! Но отец пользовался для сплава, в сущности, небольшим ручьем, который только в половодье переполнялся водой, и Хурду не трудно было его обескровить. А Мистассини, величайшая из рек, текущих с севера…
— Может спустить пять миллионов бревен — не более того. И это количество нам необходимо для того, чтобы фабрики наши работали хотя бы на восемьдесят процентов своей пропускной способности. Сплавляя лес в период сплава день и ночь и занимая всю, до последнего дюйма, поверхность реки, мы и то можем дать фабрикам лишь восьмидесятипроцентную нагрузку. Конечно, пойди мы на некоторые сделки с совестью, мы могли бы получить новые концессии или по крайней мере гарантировать себе использование старых. Но мы политикой не занимаемся, и Иван Хурд медленно, но верно, приканчивает нас. Финал наступит ближайшей весной, в период сплава, и все, что имела Лаврентьевская компания, попадет в жадно протянутые руки Ивана Хурда и его шайки.
— Вы забываете об Антуанетте Сент-Ив, — напомнил Клифтон.
Денис указал пальцем на маленькое черное пятно, почти в центре лаврентьевских концессий, на берегу реки.
— Готье Сент-Ив, отец Антуанетты и Гаспара, более четверти века был правой рукой Уильяма Дениса в его культурной работе в лесах. Потеряв жену, когда Антуанетте было шесть лет, а Гаспару — четырнадцать, он умер от горя два года спустя. За несколько лет до его смерти, ввиду его заслуг, Компания выделила ему участок в двести квадратных миль, обозначенный здесь черным. Гаспар вырос, и выяснилось, что он, как и отец, страстно любит лес и не мыслит себе жизни вне леса. Он стал сам вести разработку их участка, сам работал наряду с дровосеками и сплавщиками; лес, готовый к переработке, он продавал Лаврентьевской компании; много это ему с сестрой не давало, потому что Гаспар любит деревья, пожалуй, даже больше, чем людей, и соглашается срубать лишь перестой или деревья, покалеченные и пострадавшие от огня. Он держится системы, благодаря которой можно надолго сберечь наш запас лесных материалов, системы, которой с самого начала, но не с такой педантичной строгостью, держалась и Лаврентьевская компания. Теперь вам понятно, каким образом Антуанетта Сент-Ив оказывается втянутой в борьбу не на жизнь, а на смерть с Иваном Хурдом? Но главная опасность для нее — не в этом. Я перейду потом к другой стороне вопроса. Пока дорисую вам общую картину положения. Вам не надоело еще?
— Я — весь внимание. Продолжайте…
— Если припомните, затея колонизировать лесные угодья исходила от Хурда и его приспешников. За ваше отсутствие они выработали целую систему и проводят ее организованно. Согласно нашему договору, в любое время границы наших участков могут быть передвинуты «в интересах колонизации». Между тем вам прекрасно известно — много ли шансов у колониста просуществовать в наших диких лесах, где он легально может вырубать лишь по пяти акров в год? Заметьте — легально. Зато правительство разрешает ему вырубать весь лес, пострадавший от огня. И вот эти поп bona fide колонисты, устроенные Хурдом и ему подобными, поджигают лес и, спустя сорок восемь часов, в их распоряжении обширная площадь, которую они могут разрабатывать самым легальным образом. Они — лесные пираты, и не только обогащают мошенников вроде Хурда, доставляя им дешевый материал для переработки на бумагу, но и причиняют неисчислимые убытки своими поджогами.
Все это вам известно, Клифтон. Мы впервые узнали, что Хурд и его шайка протягивают лапы к Лаврентьевской концессии, когда нам сообщили четыре года назад, что от нас изъято двести квадратных миль «для целей колонизации». Явились «колонисты», нанятый народ, начались пожары; затем приспешники Хурда скупили у этих «колонистов» лес, по цене ниже той, которую мы давали, — и в результате Хурд спустил по Мистассини двести тысяч бревен, урезав наш сплав ровно на такое количество.