…Когда Иларион убедился, что Меченый вернулся на прежние свои пастбища, он начал слежку за зверем. По какому бы делу, куда бы он ни поехал, то ли один, с Анной ли, или сопровождал прибывших на охоту гостей, ноющей занозой сидела в его голове мысль: найти, выследить.
И он выследил его. Но уже перед самым ледоставом. Напрасно Иларион месяцы напролет обследовал все ближние и дальние острова, непроходимые гривы и солонцы, заросли по берегам озер и култуков. Меченый хоронился под боком, чуть ли не на виду базы, в Чилимном култуке. Чилимный-то Иларион облазил в самом начале поисков, но ничего тогда не обнаружил. Меченый не выходил в култук, а пасся на сухом берегу в невеликих росчистях средь камышей. Так он мог жить годы, и никто не нашел бы его.
Помог случай.
Отлетали на юг последние стаи гусей. Редко-редко прогогочет вожак, видимо подавая какие-то сигналы стае.
Иларион после завтрака вышел на берег и укладывал в лодку нужное снаряжение — пока нет льда, хотел наловить рыбы да засолить впрок. И тут услышал он голос гусиной стаи. Ну, услышал и услышал. Ничего в этом примечательного. Иларион продолжал заниматься делом. Но гогот повторился, уже ближе. Понял Иларион, что летит стайка низко над камышами, не видит строений. И летит прямо на него.
Ружье лежало тут же в лодке. Он спешно загнал в стволы патроны и вскинул ружье. Стая запоздало обнаружила опасность, забеспокоилась, рассыпалась.
Первым выстрелом Иларион промазал, а вторым попал. Гусь вздрогнул всем телом, поджал крылья, но не упал, а отбился от стаи и повернул в сторону Чилимного. И по тому, как гусь перестал махать крыльями, а расправил их и медленно терял высоту, Иларион понял, что рана смертельна и сейчас гусь упадет камнем. Подобное бывало и не раз.
Так оно и произошло. Но упал гусь далеко, чуть ли не за версту — по ту сторону Чилимного култука. Иларион приметил камышовый залом неподалеку, отвязал куласик и поехал на поиски.
Добычу он так и не нашел — поди отыщи ее в многолетних завалах буйной растительности. А в росчистях меж колками гуся не было, — знать, в крепь завалился. Но охотник нисколько не жалел о нем: не ему, так еноту достанется. Уж тот копун за версту учует, не пройдет, полакомится дичиной.
А еще оттого не жалел Иларион, что открылось ему такое, чему он поначалу и не поверил. Да и как поверить, если столько времени ухлопал на безрезультатные поиски, а Меченый вот тут, рядом пасется. А то, что это он, никаких сомнений не возникало. Его след. Да и пятак, словно печать, на свежих рытвинах, — не двух-трехгодовалой свиньи, а старого великана, секача-одинца.
Вернулся Иларион на базу в добром настроении. Вернулся, а там Геннадий. Сидят с Анной, чаек попивают. Орнитолог, как всегда, балагурит, Анна улыбается его словам, а у самой глаза грустные. Это Иларион сразу приметил и встревожился.
— Жду-жду, а ты не являешься, — Геннадий пожал холодную руку Илариона. — Вот и приехал сказать, что хозяин не хочет больше ждать. Да и проститься заодно.
— Как проститься? Или в отпуск?
— В управление переводят, в город.
— А говорил, скукота там.
— Говорил. Мне сейчас надо диссертацию писать. С годик посижу в городе, а после защиты опять на волю.
— Сюда вернешься?
— Видно будет, что наперед загадывать.
— Так, — согласился Иларион и сообщил: — Меченый отыскался.
— Да ну?
— И где?! В Чилимном. Счас вот гуся шарил, да и напоролся на рытвины. Посидим, можа, ночку-другую?
— Нет уж, уволь. Утром уезжаю.
— Ну-ну. Придется с поселковыми договариваться. Одному не одолеть.
Съездил Иларион в город, нашел Геннадия и вместе с ним купил двух кобельков, в чем-то похожих один на другого. Хозяин, бородатый тучный мужчина, стал укорять Геннадия:
— Ты что же это глаза не кажешь. Давно бы сбыл, да слово тебе дал, а нарушить его не могу. Хожу за ними, обжорами, кормлю, а слово не могу не сдержать, — ворчал он. — Да и в плохие руки не хочется отдавать.
Кобельки меж тем спокойно лежали рядышком и любопытно глазели на незнакомцев.. Один — ему Иларион сразу же кличку нашел, Барс, — толстомордый, пушистый и был похож на огромного котенка. Второму, с черной спиной и желтыми подпалинами на боках, долго не мог придумать. И лишь со временем, спустя месяц, когда выявился ярый, взрывной характер кобелька, назвал Ураганом. Но это имя не прижилось, и его все приезжие, Анна, да и сам Иларион переиначили для краткости в Ургана. Так Урганом и остался.
Из него образовался грудастый напористый гончак. Он вихрем налетал на зверя, валил с ног. Вид у него был грозен, надбровья кустились, как у сердитого мужика.
А легаш Барс крупнее вымахал, с морщинистой мордой, отвислыми ушами-рукавицами. И добряк, несмотря на свой огромный рост и грозную кличку. Было раз, Иларион тому случаю и поныне не перестает удивляться, загнал Барс енота, повалил, прижал лапами к траве и беззлобно помахивает хвостом. А потом началось совсем непонятное: стал играть с енотом, блох в шерсти выискивать. Нет в Барсе кровожадности.