Старая дорога

И потому, что был Петр в хорошем настрое и, разговаривая, шутил, Илья понял, что гость разыгрывает его и тут что-то не так.

— Одни живете? — спросил Петр.

— По-разному. С женой жил, потом один. Теперь Тимофей поселился. С верхов он. Уехал сапоги купить. Мы-то бахилы сыромятные носим, а он непривычен. А сапог-то болотных тут у нас нет, их не берут, дорого…

— А жена?

— Господь развел.

Петр понимающе покивал головой.

Пока Илья протапливал печь да готовил жареху из сазанины, наступили сумерки, и пришел Андрей.

Когда сели за стол, Петр начал рассказывать о городских новостях, о товарищах и о тех, кто подобно Андрею, с поручением партии ушел в деревню.

— Знаешь, Стась приезжал. Так вот рассказывал, что у Бирючьей Косы, почти у взморья, ловцы облавливали казенные ямы. Что там было! Стражники с приставом приехали, а ловцов-то человек сто. На лошадях.

— Ну и что? Отобрали?

— Как бы не так! Мужиков-то много. Похватали пешни да багры и даже не подпустили охрану.

— Смело, — изумился Илья. — А мы, коль случается, по ночам все, будто чужое крадем.

— А эти, из Бирючьей Косы, днем. Так мало, что обловили, шумели на всю реку. Мол, воды эти наши, где хотим, там и ловим, а невода не отдадим.

— Вон как?! — изумился Илья.

— А как же иначе. В таком деле трусость не подмога. Иначе не было бы и пятого года.

— Оно конешно, — осторожно отозвался Илья. — Одному бы, к примеру, ну двоим-троим, несложно… Встал в открытую и пошел. А все село — шалишь. Не поднимешь наших мужиков. Знаю я их. У того семья, у другого — хозяйство.

— У рабочих семей разве нет? Сколько сирот по России осталось после расстрелов — считать не пересчитать, — загорячился Петр.

— Он говорил, — Илья кивнул на Андрея, — сообча легше, как не понять. Трудно только…

— Если бы легко — давно по шеям надавали кому следует. Вот и приходится идти через тюрьмы, каторгу, эшафот.

Слово это Илья слышал впервые, но переспросить постеснялся, решив, что оно, видимо, даже страшнее каторги, а может, даже смерть так по-ученому называют. И устыдился своей необразованности. Но это чувство скоро прошло, уступив место удивлению. Он не раз слышал о волнениях в городе, чуял нутром, что это не просто беспорядки, как однажды говорил волостной пристав. Догадывался Илья, что бастуют рабочие не от хорошей жизни и что их борьбой кто-то руководит. Кто — Илья конечно же не знал да и в мыслях представить себе не мог. И вот теперь, слушая Петра и Андрея, немало дивился, что эти люди сидят в его мазанке, говорят с ним, как с равным, даже сердятся, на него. Повстречай он Петра в ином месте, никогда бы не подумал, что этот мужиковатый плотно скроенный человек с жесткими рабочими руками — из тех, кто не щадит себя, не боится тюрем и этого… эшафота. Он уже собирался спросить Петра, не страшно ли ему, идти против власти, навстречь винтовкам, как снова заговорил Петр:

— Это хорошо, Андрей, что у тебя есть человек, которому ты можешь довериться. Я тоже верю тебе, Илья. Наше дело — теперь и твое дело. Наша тайна — и твоя тайна. Готовьте людей, чтоб в нужный час выступить сообща. Будут у вас еще верные люди. Завтра к тебе, Андрей, придут двое на осмотр. Их надо устроить. Подробности они тебе расскажут потом. Запомни: Иван и Алексей Завьяловы. Из крестьян. Крепкие мужики, положиться на них можно.

Илья слушал и не верил своим ушам: так много открылось ему сегодня. Но и не только открылось: ему поручалось то же, что и Андрею, — серьезная и опасная работа.

3

С некоторой поры в душе Дмитрия Самсоныча угнездилась ноющая боль. Все, казалось бы, идет путем, да это только для посторонних глаз. Возвысился он вдруг над сельчанами — кто может то оспаривать? Промысел ко времени привел в порядок. Забылась и неприятность с Максутом. Уговор с маячненскими ловцами, что в казенных водах работают, учинил — и тоже в срок. Из Синего Морца все ловцы Ляпаеву рыбу продают — так было много лет. И нынешнюю путину тоже. Тем более что и Золотую яму он прибрал к рукам вовремя да билеты — разрешение на лов сельчанам дал. Тут уж кто поперек пойдет?

Из Синего Морца только Илью Лихачева с пришлым Тимофеем Ляпаев не пустил на Золотую яму — за то, что Илья не пошел к нему в неводные рабочие. И рыбу от них Резепу наказал не покупать.

Крепкожилин Илью склонил на свою сторону. А Илье что оставалось делать — согласился. И маячненские ловцы на Крепкожилинский промысел сговорились продавать улов — ближе им. Они на казенных водах работают и от Ляпаева независимы.

Уговор этот успокоил Дмитрия Самсоныча: хватит, в богатую путину и не обработать всю рыбу — ни денег, ни рабочих рук не напасешься. Насчет денег вышла удача — кредит в городе дали. Банки — они в пустые руки копейки не выдадут, а под промысел — пожалуйста. Обладилось, одним словом. При найме цену поденную установил, что и Ляпаев, — меньше нельзя, а больше не положено. Зачем копейку выкидывать, коль пришлые табунились неделю целую — любого выбирай, как коней на ярмарке.