Старая эльфийская сказка

Раньше она была высокой, статной женщиной, темноволосой и темноглазой. Теперь она превратилась в высохшую, сгорбленную старушку. Её волосы были абсолютно седы, а лицо испещрено морщинами.

Она состарилась быстро, враз, словно кто-то или что-то высосал из неё молодость и жизнь.

Неужели то, что говорят люди, правда?

Однажды я набрался смелости и подошел к ней с этим вопросом.

– Скажи, это правда? – проговорил я с напором. – Мой отец правда… Эльф?!

Она глянула на меня с ненавистью. Её губы изогнулись, и она не сказала, нет, она выплюнула это признание мне в лицо.

– Эльф! Да, он был Эльфом, этот… этот..!

Она гневно кричала еще что-то, какую-то хулу тому, кого когда-то любила, трясясь от злобы, но я не слышал её слов. Эта правда, о которой я даже помыслить не мог, сразила меня. Отец-Эльф.

– Но как?! Вокруг деревни дозорные! Охотники на вышках! Соколы! Ты уходила в Лес?

Она расхохоталась, страшно, жутко.

– Зачем мне было уходить в лес? Он сам приходил сюда, в деревню! А Охотники… что они могли сделать ему? Кто мог поймать его? Он был невиден, дитя ночи. Он сливался с мраком, он был черен, как непроглядный мрак, как лесная чаща. Люди стояли рядом с ним и не видели его. Как они могли помешать ему?

– За что же ты ненавидишь его? Ты любила его?

– Нет! – закричала мать, корчась, словно под пыткой. – Нет! Ни дня! Он оговорил меня своими проклятьями, он околдовал меня! Я хотела вспороть себе живот, когда поняла, что брюхата его выродком!

– Почему ты не ушла в лес? – спросил я. Брань матери и её проклятья были мне очень обидны, очень.

Я ни в чем не виноват. Даже рожденный таким образом, я ни в чем не виноват.

Нас, одержимых (а теперь я могу сказать точнее – полуэльфов), оказывается, много.

Кто знает, каким образом были зачаты они. Но у каждой матери в сердце нашелся уголок для своего дитя.

Глава 3

Со времени нашего разговора с матерью прошло еще полгода.

Болезнь моя не прошла, а лишь усугубилась.

Ядовитая луна звала меня теперь каждый месяц, несмотря на все усилия лекаря. Я рвался из рук связывающих меня мужчин, и четверо уже с трудом справлялись со мной, пока лекарь вливал свой отвар в мой рот.

Он плевался и ругал меня самыми погаными словами, потому что перевел на меня все свои травы, и даже самый дорогой и редкий Святоцвет. Святоцвет цвел в самой глуши, туда редко отваживался кто ходить, да и найти его мог не всякий, а лишь опытный травник. Потому-то Святоцвет и стоил так дорого.

Считалось, что отвар из него очищает душу и тело ото всякой нечисти, но процесс очищения был опасен и тяжел. Больные, принимающие Святоцвет, бились в судорогах, разрывали на себе одежду, потому что им казалось, что кожа на теле горит. Я видел, как юродивая Марта, родившаяся косой и немой, пускающей слюни, после лечения Святоцветом стала тиха, скромна, и даже начала понимать, что от неё хотят.

От косоглазия она не избавилась, но община приобрела послушного и усердного работника в её лице. А что еще нужно от человека? Кажется, её даже выдали замуж, потому что она научилась готовить и стирать.

Святоцвет творил чудеса; и применяли его в самую последнюю очередь.

Видимо, не со всеми.

Святоцвет не помог мне.

Во время припадка я расшвырял связывающих меня и покрушил мебель.

Мать говорила, что у меня глаза стали зелеными, как та самая луна, что зовет меня, и я рычал на людей, оскалив зубы.

Что я говорил, никто не понял. Кажется, я проклинал всех людей. Так говорит мать.

Но я не верю ей.

Когда было испробовано последнее средство, и когда оно не помогло, мать отступилась от меня.

– Кровь Эльфов слишком сильна в тебе, – сказала она. Она не ругала меня, но мне не нужно было слов, чтобы понять, что она ненавидит меня до глубины души. – Ты никогда не будешь нормальным, никогда.

И она отдала меня старухе, что жила на окраине поселка.

Худшей доли и представить себе нельзя было.

Старуха это была просто воплощением зла в моем понимании.

Она уже давно жила одиноко, и сколько я её помню, она была стара и зла.

Те, кто иногда появлялся в её доме и помогал ей по хозяйству, скоро исчезали.

Сначала их видели в деревне. Все они, как один, были неухожены, грязны, оборваны и как будто бы не в себе. Они становились юродивыми как Марта.

Потом их находили в какой-нибудь канаве. Мертвыми.

Осмотрев меня, старуха засмеялась.

– Крепкий, – сказала она, треснув меня по ноге своей палкой. – Хороший получится раб из тебя, эльфик.

За еду и кров я стал работать на неё.

К работе я был привычен – мы с матерью жили одни, и всю тяжелую работу по дому выполнял я.

Но была еще одна особенность проживания у этой старухи.

Каждый вечер она поила меня своим зельем.

Привычный к горьким травам, я послушно их пил, и со мной происходили странные вещи.

Зелье старухи делало меня счастливым, я забывал об усталости и даже пытался плясать и петь.

И зеленая ядовитая луна не звала меня уже так сильно. Случалось, я ругался на неё, отражающуюся в ручье, и она гасла, становилась бледной и белой.

Свой восемнадцатый день рождения я встретил в грязной луже, с головной болью, больной и разбитый.