Старая кляча желает любви

Дождливый ноябрь притащил за собой вдруг колючий снег, как-то рано, очень рано природа закрывалась и скупилась на солнечные дни. День за днем, пять раз в неделю Галина наматывала километры в своих грубых туфлях от дома до работы и обратно. С каждым понижением градуса в ртутном столбике термометра росла физиологическая потребность в мужской ласке. В декабре женщина слегла: виной тому был ежедневный пеший марафон в непогоду и то, что она была свидетелем интрижки, которую Люба затеяла с Андреем Петровичем. Гала видела, как они уходили с работы под ручку, обедали вместе, эта пустая, как казалось ей, женщина постоянно смеялась и слишком радовалась жизни. Еще и то обстоятельство, что у ее подчиненной был муж и двое сыновей- совершенно выбивало из колеи железную (как казалось всем сотрудникам поликлиники) Галину Васильевну. Она страдала молча, в одиночку, ни словом ни обмолвившись со своей матерью, к слову сказать, Галина уже много лет не была откровенна и близка с ней. На сайт знакомств, где была размещена анкета, женщина заходить больше не решалась. Комом в горле стояли воспоминания последней полу встречи.

Воздух в комнате был наполнен болезнью: тягучий запах камфорного масла пропитал немолодое женское тело, множество маленьких бутылечков на прикроватной тумбочке, градусник, отвар шиповника в кружке и Галина, совершенно осунувшаяся и побледневшая. Старая мать, недовольная тем, что ее дочь посмела заболеть, и ей, семидесятилетней старухе приходится ухаживать за ней, шаркала по комнате в тапках, подносила ей то одно то другое.

– Даже мужика себе не могла завести. – причитала беззубым ртом мать. – Что прикажешь мне делать теперь? Кто подаст стакан воды?

Старуха старалась побольнее уколоть дочь. Она испытывала странное чувство при этом, можно было сказать, что получала какое-то удовольствие.

– Страшная, ты страшная баба, даже ребятёнка родить не смогла. А я вот вырастила тебя, образование дала, одна подымала. – она глухо захихикала, усаживаясь в кресло, стоявшее в углу темной комнаты.

Больная женщина вытянулась во весь рост, отчего ноги ее стали висеть в воздухе, закрыла глаза и застонала:

– Мама, прекрати, мама.

Сорочка ее опять намокла от жара, Галина с трудом стянула ее с себя, так как она то и дело- прилипала к телу, и бросила на середину комнаты.

– Кидай. Швыряй. Мать все стерпит, кто же еще, если не мать?

Серафима Прокловна была словно пациентка психушки: она периодично зло хихикала, раскачивалась всем телом по кругу, закрывала глаза, когда начинала говорить гадости Галине. Ее редкие желто-седые волосы еле покрывали голову, глазки были черные и маленькие, словно куриные, некогда черные брови поседели и свисали маленькими кустиками над веками. Она плохо видела, но принципиально не носила очков, и поэтому часто натыкалась на дверной косяк, который оставлял синяки на ее выдающемся носе и высоком лбу.

Уже неделя, как больная женщина лежала в кровати, почти не ела, так как не было аппетита из – за болезни, хотя, на удивление, ее мать хоть и ворчала и унижала свою дочь как только был способен ее мозг это делать, но готовила ей куриный бульон. Когда Гала забывалась немного в полудреме, ей снились сны, что мужчины толпами ходят за ней, дарят цветы и говорят комплименты. Она получала сладостно-горькое наслаждение во время этого, и ее мозг научился заказывать подобные сновидения.

Глава 4

Людмила Петровна вызвала к себе Любу и Антонину.

– Вы знаете, что Галина Васильевна болеет? – спросила главврач женщин.

Те недовольно поморщились: «еще говорить о ней. Было бы о ком» – думала каждая в своей голове.

– Надо бы сходить к ней, проведать. Нехорошо. Она столько лет здесь работает, а ей даже никто не позвонил. Людмила Петровна хоть и была «толстокожей», по -мнению ее подчиненных, но советским человеком, у которого долг и честь на первом месте. Она была лет шестидесяти, дородная дама с властными крупными чертами лица, довольно красивыми, с пронзительным взглядом синих глаз, с короткой стрижкой светлых волос. У нее была семья: муж, трое детей, которые уже успели подарить ей внуков, дом – полная чаша. Поэтому ей всегда было немного жаль свою бухгалтершу, которая около пятнадцати лет добросовестно выполняла свою работу, была немногословна, честна и одинока.

– Я не могу. – первая успела откреститься Люба. – У меня семейные обстоятельства. – глазом не моргнув соврала молодая женщина.

Антонина не нашлась что сказать и что придумать, чтобы не идти навещать этот «синий чулок», но Людмила Петровна, поняла, что мало будет толку, если эти две придут навестить больную.

– Свободны. Отправлю кого-нибудь другого. -со вздохом проговорила она.

Женщины тоже вздохнули с облегчением, когда оказались вне кабинета.

Главврач сидела в кресле и думала о Галине Васильевне, потирая свой лоб. Она почему-то вдруг озаботилась жизнью этой женщины. «Такая она неказистая, бедняжка» – думала Людмила Петровна, «не замужем, детей нет, кажется и мужчины никакого нет».

В это время постучались в дверь кабинета главврача.