Старая книжная полка. Секреты знакомых книг

Европа подражала не только парикам. Трагедии Корнеля и Расина, комедии Мольера, басни Лафонтена надолго стали для европейцев образцом хорошего вкуса. Люди второй половины XVII века вообще мыслили понятием «образца». Для нас великое произведение – то, в котором художник в максимальной степени раскрыл свою индивидуальность, а для них – то, где автору удалось ближе всего приблизиться к некоему эталону, лучше всего исполнить сложные правила. Эталоном служили творения древних римлян и греков. Точнее – то представление об этих творениях, которое существовало в сознании образованных европейцев три – три с половиной века назад. Поэт Никола Буало написал трактат «Поэтическое искусство», в котором задал строгие правила для всех литературных жанров – для трагедии и комедии, для оды и для сатиры. Древние, учил Буало, подражали природе, писатели же нового времени должны подражать древним в их подражании природе. Подражать строгости и благородству их тона, избегать всего вычурного и вульгарного…

Льстивые поданные Ккороля Солнца, люди в тяжёлой и сложной одежде, в пудреных париках, редко моющиеся, но сильно надушенные, совсем не походили на граждан греческого полиса, и даже на римлян времён Августа. Но они очень старались. И, стараясь, создали собственную великую культуру.

Но не всем нравилось самоуничижение перед древностью.

27 января 1687 года на заседании Королевской Академии надписей и медалей (на самом деле она включала писателей, и членство в ней было весьма почётным) попросил слова её бессменный член и секретарь, Шарль Перро, чтобы зачитать свою поэму «Век Людовика Великого», посвящённую выздоровлению короля после тяжёлой болезни.

Николай Буало, гравюра XVII в.

К тому времени король во многом изменился. В сорок пять лет он стал из любителя удовольствий строгим моралистом. Влияние на короля оказала Француаза де Ментенон – воспитательница королевских внебрачных детей. После смерти королевы Людовик тайно женился на этой умной и строгой женщине. Пышные развлечения, любовницы – всё осталось в прошлом. Двор стал необыкновенно чопорным и церемонным. Но по-прежнему всё подчинялось воле одного человека. Если раньше деньги тратились на забавы и на искусство, то теперь на войны. Воевать стареющий король не разлюбил. Налоги становились всё выше, а государственный долг – всё необъятнее. Дело Кольбера (уже умершего) пошло прахом. Когда-то дед Людовика, действительно великий Генрих IV, положил конец религиозным войнам, дав всем французам – католикам и гугенотам – свободу вероисповедания. Людовик XIV, став в зрелые годы благочестивым до излишества, приказал гугенотам обратиться в католицизм или покинуть страну. Сотни тысяч образованных и способных людей эмигрировали из Франции в разные страны, в том числе и в Россию.

Но чем хуже шли дела в стране, тем громче хвалили писатели и ораторы короля и его эпоху. А что до Перро, он отважился в своей поэме на неслыханное. Он объявил, что век Людовика выше Древности! Той Древности, которой Буало и другие старались подражать. И науки развились, и стихи сейчас пишут лучше, чем раньше, а уж король Людовик само собой величественнее всех древних героев…

С похвалами в адрес короля академики спорить не могли. Но всё остальное… Буало прервал чтение поэмы словами: «Это позор для Академии! Ей нужна новая эмблема – стадо обезьян, которое смотрит на своё отражение в источнике, с надписью: "Si bi pulchri"[1]».

Дело было ещё и в том, что Перро как писателя никто особенно не принимал всерьёз. Он был скорее успешным администратором, пользовавшимся покровительством Кольбера и пускавшим свои связи в ход на общее благо. Культурная политика лучших лет Короля Солнца – во многом его рук дело. Но кто он такой, чтобы спорить с тем же Буало?

А спор завязался. Долгий, на десятилетие с лишним. Только уже совсем в старости Перро и Буало помирились, или почти помирились.

Между прочим, речь шла и о сказке как жанре. Буало считал, что современная ему народная сказка имеет литературный характер, что это – пошедшие в народ сюжеты, восходящие к произведениям средневековых поэтов-трубадуров. А Перро доказывал, что народные сказки действительно созданы народом. Более того, он утверждал, что древний эпос, в том числе поэмы Гомера, основан на народных сказках и легендах, в изустной форме передававшихся из поколения в поколение. (Самое интересное, что правы были оба – отчасти. В истории теории культуры почти не бывает абсолютной правоты и неправоты).

«Ослиная шкура» илл. Гюстава Доре

В соответствии со своими теориями Перро написал несколько сказок в стихах. Первую – «Гризельда» – он сочинил ещё в молодости, но долго не печатал. Из всех сказок Перро эта, может быть, самая страшная, даже чудовищная. И не потому, что там происходят какие-то театральные ужасы.