Старая крепость

4. При осуждении предлагается чрезвычайно критически относиться к показаниям враждебных гражданских лиц…»

Вот это охренеть! Ну, Адольф Алоизыч, ну ты и гад, конечно… Освободил солдата от гнёта ответственности… Делай, что хочешь, – и ничего тебе за это не будет! Впрочем, даже это вам, фашистские морды, победить нас не помогло… К счастью, подумал я об этом не вслух, а про себя. На сегодня норма неконтролируемых слов и так уже перевыполнена.

– Надеюсь, комментировать эту директиву не нужно? – посмотрел на нас Хофмайер, – Она даёт вам право максимально обезопасить свою жизнь и жизнь своих товарищей от враждебных проявлений со стороны гражданских лиц. Далее. Документ четвёртый: «Указание об обращении с политическими комиссарами».

«В борьбе с большевизмом на соблюдение врагом принципов гуманности или международного права рассчитывать нельзя! Особенно жестокого и диктуемого ненавистью бесчеловечного обращения с нашими военнопленными следует ожидать от всякого рода комиссаров, этих подлинных носителей сопротивления. Войска должны осознавать следующее:

1. В нынешней войне пощада этим элементам и соблюдение в отношении их международных правил неуместны. Они представляют собой угрозу нашей безопасности и быстрому освобождению нами захваченных областей.

2. Политические комиссары – инициаторы варварских азиатских методов ведения войны. Поэтому против них следует немедленно и без всяких задержек действовать со всей беспощадностью. Если же они оказывают вооружённое сопротивление, следует немедленно устранять их силой оружия.

В остальном действуют следующие положения:

Во фронтовых областях:

1. Обращаться с действующими против наших войск политическими комиссарами согласно «Указу о военной подсудности в районе «Барбаросса». То же самое относится к комиссарам всех видов и должностей, даже только подозреваемых в сопротивлении, саботаже или подстрекательстве к ним. Основой являются указания «О поведении войск в России».

2. Опознать политических комиссаров в качестве органов можно по особому знаку различия – красной звезде с вытканным на ней серпом и молотом на рукаве.

Их надлежит немедленно, то есть прямо на поле боя, отделять от всех остальных военнопленных. Это необходимо, чтобы лишить их всякой возможности оказывать влияние на взятых в плен солдат. Комиссары в качестве солдат не признаются; никакая международно-правовая защита к ним не применяется. После произведённой сортировки их следует уничтожить.

3. Политических комиссаров, которые не виновны ни в каких вражеских действиях или только подозреваются в них, первоначально не уничтожать. Только в ходе дальнейшего продвижения вглубь страны может быть решён вопрос о том, следует ли их оставить на месте или же передать в руки зондеркоманд. Следует стремиться, чтобы те производили следствие сами. При решении вопроса «о виновности или невиновности» в принципе личное впечатление имеет значение большее, чем, по всей вероятности, недоказуемый состав преступления.

4. Все вышеназванные меры не должны задерживать проведение операций. Поэтому планомерные поиски и «чистку» полевым войскам запретить.

Во фронтовом тылу:

Комиссаров, схваченных во фронтовом тылу при вызывающем сомнение поведении, следует передавать айнзацгруппам или айнзацкомандам Службы Безопасности». Хофмайер замолчал, переворачивая страницы.

Так, об этом Указе я что-то слышал. Если не ошибаюсь, то в моём времени он был известен как «Приказ о комиссарах».

– На этом закончим, – произнёс обер-лейтенант, – я довёл до вашего сведения все необходимые документы в части касающейся. Удачи на полях сражений! Честь имею! – с этими словами он отдал воинское приветствие и, круто повернувшись, вышел из каземата.

Ну, всё, Хофмайер ушёл. А сейчас Рауш примется за рядового Ланге, – обреченно подумал я и внутренне приготовился к крикам и брызгам слюней от орущего мне в лицо обер-фельдфебеля. Но я ошибался. Наш взводный вышел перед строем:

– Итак, вы всё слышали. Рейх даёт нам карт-бланш и было бы глупо этим не воспользоваться, не так ли?

– Это что же получается, господин обер-фельдфебель, – подал голос Викинг, – я могу пристрелить любого русского, и мне за это ничего не будет? Всё равно какого: ребёнка, старика, женщину?

– Не совсем так, но суть отражена верно. Есть условие. Небольшое. Вы можете пристрелить любого русского только в том случае, если он предпринимает враждебные действия. Ну а уж оценка враждебности этих действий, – целиком ваша прерогатива.

– Ух ты, здорово! – радостно осклабился Рюдигер, – Ну, мы им покажем!

– Как бы совесть потом не заела, покажет он… – с неприязнью покосился на него Викинг.

– Не переживайте, господин обер-гефрайтер, – с совестью я уж как-нибудь договорюсь – подмигнул ему Отто и снова заулыбался.

– Ладно, взвод, – перейдём к более насущным делам, – остановил разгорающийся конфликт Рауш. Он достал из планшета какую-то бумагу.