Старая крепость

После подвальной темноты, полумрак церкви казался слепящим ксеноном. Вроде бы и пробыл внизу всего ничего, а глаза режет. Вокруг царит деловая суета: тут солдаты перебегают, занимая позиции у больших стрельчатых окон, здесь тащат скамью, там прикладами выбивают остатки оконной рамы, мешающие стрелять. Оглядываюсь по сторонам, но ни Рауша, ни офицеров не вижу. Ладно, пока соберём своих. Сложив руки рупором, кричу:

– Второе отделение второго взвода, ко мне!

Никакой реакции. Повторяю клич. Ага, вот они где. Подходят наши стрелки во главе с обер-гефрайтером Моделем. Все здесь: Краузе, Кляйн, Келер, Нойманн. Не успеваю и рта раскрыть, как вспыхивает ожесточённая стрельба со стороны Трёхарочных ворот, – оттуда, куда ушла первая штурмовая группа. Мы, не сговариваясь, бросаемся к окнам. За это утро я уже немного на слух научился определять: из чего ведётся огонь. Так вот, в данный момент, у Трёхарочных стреляли только немецкие карабины и пулемёты. Что там сейчас творится, – видно плохо: мешают деревья и дым. Скорее всего, первая штурмовая группа заняла ворота и оседлала мост. Может быть, даже встретилась с первым батальоном на Северном острове. Так что у них всё идёт по плану. Впрочем, у нас пока тоже без замечаний. Церковь взята, потерь нет.

Там, откуда мы входили на Цитадель, – у Тереспольских ворот, – тишина. Значит, на том участке противник ещё не пришёл в себя от артобстрела. Как и в районе Холмских ворот и Инженерного управления. Нет, редкие выстрелы по крепости слышны, но организованного сопротивления пока не наблюдается. На данный момент имеем полное превосходство немцев в инициативе.

Тут же, как бы опровергая мои рассуждения, раздался дружный залп со стороны Холмских ворот и, почти сразу же, мы услышали знакомое русское «Ура!» Что это? Атака?! Бежим теперь к окнам на противоположной стороне церкви. От ворот, сквозь дым, гарь и деревья, показались бегущие в нашу сторону солдаты из третьей штурмовой группы. За ними, буквально по пятам, гнались красноармейцы, которых было очень много. Полуодетые, грязные, вооруженные кто чем, с перекошенными в яростном крике ртами, – выглядели они жутко. Теперь понятно, почему все боялись сталкиваться с русскими в рукопашной! Силища! Мурашки по телу. Думал, что испытаю гордость за наших прадедов, но, вместо этого, меня охватила паника. Атака выглядела реально страшно. Я видел, как невысокий коренастый русский с размаху вонзил длинный иглообразный штык в живот унтер-офицера, который пытался отстреливаться из своего МР-40. Немец мгновенно согнулся пополам, но тут, бежавший следом за коренастым, красноармеец взмахнул прикладом винтовки, разбивая врагу лицо и опрокидывая того навзничь. Схватка распалась на несколько отдельных эпизодов и мы, как заворожённые, наблюдали, как убивают наших камрадов. Вот здоровенный, полуголый азиат нагнал убегающего от него в панике гефрайтера, свалил того с ног и стал рубить сапёрной лопаткой. Боже мой! Даже не хотелось думать что будет, когда эти ребята добегут до нас. В горле сразу пересохло. Я замер в оцепенении, не в силах отвести взгляд от разворачивающегося передо мной побоища.

Однако, далеко не все пребывали в таком состоянии, как я. Пулемётчик из первого отделения, обер-гефрайтер Иоахим Ройс, хотя и не носил прозвище «Викинг», но в данной ситуации повёл себя абсолютно хладнокровно. Оценив ситуацию, он рывком выставил пулемёт на широкий подоконник и стал прицельно садить короткими очередями по красноармейцам, отсекая их от солдат вермахта. Звук его MG как будто встряхнул нас и заставил вспомнить, что мы всё-таки солдаты, причём вооруженные. Слева и справа захлопали винтовки, заработал ещё один наш пулемёт. Мне со своим пистолетом и идейными убеждениями тут делать было нечего, поэтому я просто смотрел на происходящее. Стреляли многие: даже рядовой Грубер. Иоганн довольно-таки шустро приладил к плечу винтовку, на мгновение выглянул в оконный проём и выстрелил в направлении бегущих русских. Спрятавшись и перезарядив оружие, он выстрелил ещё раз. Вот уж от кого не ожидал такого поведения, – так это от Грубера. Вроде бы увалень и тугодум, а в бою не растерялся.

Тем временем, обстановка во дворе поменялась. Часть немцев, по-прежнему, бежала к нам, в церковь, а часть повернула назад, к Тереспольским воротам. Некоторые забегали внутрь кольцевой казармы, пытаясь укрыться от яростной контратаки русских. Количество немецких солдат, мчащихся в нашу сторону, неуклонно уменьшалось. Из окон церкви палили уже, кажется, все. Отсечь русских, наконец, удалось: они уже больше не преследовали убегающих. От этого, правда, было не сильно легче, – красноармейцы залегли и стали стрелять в ответ. Огонь их был не точным, но звук пролетающих и откалывающих куски кирпича пуль нас здорово нервировал. До церкви добежали немногие, – всего человек восемь. Среди них оказались и мои старые знакомые: Беккер и Бауман. Они обессилено привалились к стене, как только перемахнули через оконные проёмы, и теперь дышали, будто загнанные лошади, жадно хватая ртами воздух.