НАДО УДИРАТЬ!
Утром, когда я еще спал, ко мне прибежали Петька и Куница. Куница был встревожен. Про Маремуху и говорить нечего. - Мы удрали со второго урока! - запыхавшись, сказал Куница. - Котька Григоренко пришлет за тобой петлюровцев, и тебя посадят в тюрьму! - оглядываясь по сторонам, выпалил Маремуха. - Погоди... Расскажи ему все сначала! - перебил Петьку Куница. - Я был в уборной... с утра... Как пришел в гимназию... Слышу, голос Котьки за перегородкой... Поглядел в щелочку, а там Жорж Гальчевский курит около стенки, а Котька ему рассказывает. Я встал на цыпочки и подслушиваю. "Ударили черепицей по лампе, керосин хлюпнул прямо на столик",рассказывает Котька. Ага, думаю, это про вчерашнее. "Чуть дом не спалили. Хорошо, папа схватил горящий столик да швырнул в сад на клумбу..." Потом Гальчевский что-то у Котьки спросил, а что - я так и не расслышал, а Котька и говорит: "А за то, что его из гимназии выгнали!" Ага, думаю, разговор про тебя. Василь. А тут, как назло, кто-то вошел в уборную, они замолчали, я тогда выскочил в коридор и - к Юзику. Рассказал ему все, и вот мы со второго урока удрали, чтобы тебе сказать. Пение было. Родлевская ушла за нотами, а мы - к тебе. - Тебя с Куницей не вспоминал? - Меня? Нет! А что? - заволновался Маремуха. - И не говорил, что делать будет? - Больше я ничего не слыхал! - ответил Петька, потом вдруг подпрыгнул и радостно выкрикнул: - Да, я же тебе, Васька, самого главного не рассказал! У Кияницы вся ряса сгорела. И бороду свою рыжую он посмолил. Вот здорово! Правда? Но и это меня не утешило. "Дело худо, - думал я. - Если Котька подозревает, что это я бросил черепицу, то, конечно, он уж не одному Гальчевскому рассказал об этом". - Ну... а ты что скажешь, Юзик? - спросил я Куницу. - Я вот что думаю, - сказал Куница. - Все втроем мы должны удрать к красным. Они ведь уже совсем близко. А тут, в городе, нам оставаться нельзя. Я впервые видел Куницу таким. Он разговаривал с нами, как взрослый. Глаза его горели. - Хорошо, Юзик! Пусть будет по-твоему, но как же мы это сделаем? - спросил я. - Я же сказал: надо убежать к большевикам. Возьмем хлеба побольше и пойдем на Жмеринку. Большевики в Жмеринке. Поступим к ним в разведчики. Понятно? - А родные?..- спросил Маремуха.- Они не пустят... - Родные! Родные! Эх ты, нюня! Мамы испугался, да? А что, лучше будет, если из-под маминой юбки в тюрьму потащат? - закричал Куница. - Постой, Юзик, не кричи, - тихо сказал я Кунице. - А если красные еще не в Жмеринке? Где мы будем тогда искать большевиков? А ночевать где? Вдруг дождь? Только тише ты, не кричи, - тетка услышит. - Наши в Жмеринке. Я тебе говорю! Я читал прокламацию партизанскую об этом! - уверенно сказал Куница. - Пусть так. Но ведь до Жмеринки далеко! Как мы дойдем туда пешком? - Юзик, послушай, - сказал я, - зайдем сперва в Нагоряны. Я очень хочу батьку повидать. Ведь Нагоряны по пути, там отдохнем. Оттуда и в Жмеринку ближе, а? - Ладно! Но если идти, так теперь же! - решил Куница. - Долго не копаться. - А что нам копаться? Вы бегите, собирайтесь, я только возьму перочинный ножик, рогатку и хлеб. Я вас буду ждать около Успенской церкви, в скверике! Мы сразу же расстались. Выпустив хлопцев на улицу, я побежал в комнату. Тетка была на огороде. Это хорошо - ничего не надо объяснять. Я схватил свои припасы и помчался к Успенской церкви. Через несколько минут с сеткой и бамбуковым удилищем туда прибежал Маремуха. В руках у него болталась беленькая жестяночка из-под консервов. - На червей! - объяснил Петька. Куница прибежал последним. Он держал в руках фляжку с водой и маленький сверток. - Это хлеб с брынзой! - запыхавшись, объяснил он. - У тебя, Петька, большие карманы, на, возьми. Петька сунул сверток в карман. Куница взял у Петьки удилище, и мы тронулись в путь.