Он смотрел на меня пару секунд, искры гасли в глазах. А потом он пожал плечами в ответ своим мыслям и указал на место рядом с театром, между зданием и кустом, покрытым снегом.
— Из кустов? — опешила я.
— Нет, приглядись, — сказал он.
Я прищурилась, не зная, о чем он. Он взял меня за руку и поднял, указывая на место.
— Видишь волны?
Я не знала, о чем он. Какие волны? Я видела здание, куст и снег.
А потом, словно мои глаза настроились, я увидела это. Волны. Воздух перед кустом мерцал, словно я смотрела на отражение на поверхности воды, покрытой рябью.
— Оттуда я пришел.
— Что это? — прошептала я, понимая, что не должна это видеть.
— Другая сторона.
Я отвела взгляд от гипнотизирующих волн и посмотрела на него. Его серые глаза сияли в свете желтого фонаря.
— Я могу пройти туда? — выдохнула я.
Он рассмеялся, отвернулся от меня и пошел по тротуару.
Я побежала за ним.
— Я серьезно.
— Пиппа, — сказал он, и больше ничего.
— Кто ты? Откуда знаешь меня? — вопросы начинали сыпаться с моих губ.
— Я говорил тебе, я — Якоб. Я из Другой стороны. Из Тонкой вуали. И я знаю тебя, потому что следил за всей твоей жизнью, — он словно цитировал любимый комикс.
— Тонкая вуаль? — пролепетала я и застыла. Слова звучали знакомо, но я не знала, почему или как.
Он тоже замер, снег падал вокруг его худого тела. Ему, казалось, не было холодно.
— Ты замерзнешь, если мы не будем идти. Не переживай. Я уберегу тебя, пока ты не дойдешь до такси.
— Как?
Он пошел, и я последовала за ним, мои ботинки разбрасывали снег. Ноги начинали неметь.
— Что «как»?
— Как… все, — сказала я. — Что ты такое?
Он оглянулся через плечо и улыбнулся.
— Якоб. Внимательнее.
— Ты мертв?
— Не похоже.
— Когда ты родился.
— Давно.
— Я могу пойти в Тонкую вуаль?
Теперь остановился он. Он прижал ладони без перчаток к моим плечам и встряхнул меня. Его серые глаза вглядывались в мои. Было странно, что порой он выглядел как четырнадцатилетний, а в следующий миг — на миллион лет старше душой.
— Можешь, но не стоит.
— Что там?
— Другие как я. Но они не все такие, как я.
Я замерла и вытерла снежинки с лица.
— Призраки?
Он пошевелил губами, посмотрел поверх моей шапки.
— Как-то так, — он потянул меня за руку. — Идем, здесь опасно.
Я хотела уйти с холода, но я оглядела пустые улицы.
— Но там никого нет.
— Это тебе так кажется, — сказал он, свет фар вспыхнул в наших глазах. Якоб поднял руку, на миг я подумала, как глупо. Как машина могла увидеть его, если он был призраком?
Но машина остановилась, это было такси. Дверь открылась, мужчина высунул голову:
— Простите, мисс, вам нужно куда-то проехать?
Я посмотрела на Якоба, он прошептал:
— Он меня не видит.
— Но…
— Не говори со мной, или он подумает, что ты — псих.
Я кивнула в потрясении и прошла в водителю.
— Д-да, пожалуйста, — сказала я. Водитель помахал мне залезать.
Я оглянулась на Якоба.
Он пропал.
* * *
После этого случая я долго не видела Якоба. Я не видела его, пока моя жизнь не приняла другой поворот. Я не видела его, пока не влюбилась.
Следующей весной, когда прохладный ветер принес тепло и прогнал снег, Фредерик сообщил, что уходит. Я знала, что Лисбет тревожилась, ведь, хоть он и доставлял проблемы, его имя привлекало людей. Все остальные радовались, и даже Лисбет призналась, что было бы хорошо найти свежую молодую кровь. Фредерик был лет на десять старше Энн, их пары на сцене смотрелись не очень.
Однажды я пришла на работу и попала на собрание работников. Лисбет принимала не очень известного актера по имени Людвиг Эрикссон. Я не была готова к такому виду.
Людвиг был высоким, больше 180 см, блестящими волосами медового цвета. Его кожа была гладкой, оттенок был чуть светлее волос. Его зубы сияли белизной, а глаза были красивыми и голубыми.
Я потеряла дар речи, смогла лишь глупо улыбнуться, когда он пожимал мне руку. От прикосновения его кожи я ощутила мурашки, казалось, что в комнате были только мы. Конечно, мы были окружены всеми из театра, и он должен был со всеми познакомиться. Звучит глупо, но я ощущала его внимание, даже когда он не смотрел на меня. Что-то произошло между нами, я не могла описать это.
Энн описала. Энн знала мужчин, она всегда была с разными. Некоторые могли называть ее «распутницей» за спиной, но я жила с ней, и я не видела, чтобы ее друзья оставались на ночь (хотя она порой приходила очень поздно). И было не важно, что Энн делала, пока она была счастлива, и я была рада поговорить о Людвиге, когда она упомянула его позже вечером. Я хотела, чтобы она оценила его.
— Ты ему нравишься, — сказала она с ухмылкой, устраивая на моей тарелке вареный картофель с укропом. Ужин был поздним, как обычно у нас. Дверь балкона была приоткрыта, оттуда проникал прохладный воздух, но мне было тепло. Бренди тоже помогал согреться.
Я покраснела. Не сдержалась.
— Кому? — спросила я застенчивее, чем собиралась.
— Ты знаешь кому. Луди.
Я вскинула бровь.
— Это его имя?
— Людвиг — кошмарное имя, — сказала она, жуя. — Так что Луди. Ты ему нравишься. Я видела, как он ловил твои взгляды.