Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы

Граф Соллогуб в своих «Воспоминаниях» говорит: «Я видел впоследствии пространные сады села Иславского, развалины деревни, флигеля для приезжавших и самый помещичий дом, сохранивший легендарное значение». Иславское впоследствии перешло в род Васильчиковых. Как уже мы говорили, Иван Петрович был человек строгой честности, добрый, простой, откровенный.

О нем сохранились следующие два анекдота. Встретив на старости товарища юности, много десятков лет им не виданного, он, всплеснув руками, покачал головой и воскликнул невольно: «Скажи мне, друг любезный, так ли я тебе гадок, как ты мне?» Он имел слабость притворяться, что хорошо знает французский язык, хотя не знал его вовсе. Приезжает к нему однажды старый приятель с двумя рослыми сыновьями, для образования коих денег не щадил. «Я, – говорит он, – Иван Петрович, к тебе с просьбою: проэкзаменуй-ка моих парней во французском языке. Ты ведь дока…» Иван Петрович подумал, что молодых людей кстати спросить об их удовольствиях, и сообразил фразу: «Господа, как вы развлекаетесь?», но брякнул: «Господа, хотя вы искушенные»⁷⁵. Юноши остолбенели. Отец стал бранить их за то, что они ничего не знают, даже такой безделицы, что он обманут и деньги его пропали, но Иван Петрович утешил его заявлением, что сам виноват, обратившись к молодым людям с вопросом, еще слишком мудреным для их лет.

ГЛАВА XVI

Дом графа Кирилла Разумовского. – Блеск Русского двора в XVIII веке. – Франты и модистки старого времени. – Академия Наук при Разумовском. – Жизнь старого вельможи. – Отставка гетмана. – Рассказы про его жену. – Показание Мировича. – Служба в Сенате и житье в столице. – Пропажа 20 тысяч душ. – Несколько анекдотов. – Карета Разумовского. – Дом графа на Воздвиженке. – А. К. Разумовский. – Роскошь Разумовского дома, сады, пруды, оранжереи и другие ботанические диковинки. – Характер Алексея Разумовского. – Разумовский как министр народного просвещения. – Дети графа. – Их странности. – Иллюминат Перрен. – Несчастная судьба графа Кирилла.

На Девичьем поле, в приходе Знамения Богородицы стоял загородный двор графа Кирилла Григорьевича Разумовского; этот двор, как и Гороховский двор родного брата его, стоявший на наемной земле Спасо-Андрониева монастыря, был пожалован императрицей Елизаветой Петровной во время ее пребывания в Москве в 1744 году. Кирилл Разумовский при пышном дворе Елизаветы был настоящий вельможа не столько по почестям и знакам отличия, сколько по собственному достоинству и тонкому врожденному умению держать себя. Отсутствие гениальных способностей в нем вознаграждалось, как говорит Гельбиг, страстною любовью к Отчизне, правдивостью и благотворительностью – качествами, которыми он обладал в высшей степени и благодаря которым он заслуживал всеобщее уважение.

Императрица Екатерина II про него говорит: «Он был хорош собою, оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил брата своего, который также был красавец, но был гораздо великодушнее и благотворительнее его. Я не знаю другой семьи, – продолжает Екатерина, – которая, будучи в такой отменной милости при дворе, была бы так всеми любима, как эти два брата».

Кирилл Разумовский был хорошо образован для своего времени, он отлично говорил по-французски и по-немецки. Обучался он в Страсбурге и в Берлине у известного Леонарда Эйлера, бывшего профессором 14 лет при Петербургской академии.

Кирилл Разумовский с молодых лет пустился в вихрь света: он ежедневно находился в обществе государыни, то при дворе, то у брата своего. Имя его, по словам Васильчикова, беспрестанно встречается в камер-фурьерских журналах: то он дежурным, то форшнейдером, то он принимает участие в «Кадрильи великой княгини», состоящей из 34 персон, и т. д.

Блеск двора Елизаветы был изумительный, щегольство и кокетство дам тогда было в большом ходу при дворе, и все дамы только и думали о том, как бы перещеголять одна другую. Елизавета сама подавала пример щегольства; так, во время пожара в Москве в 1753 году у нее сгорело четыре тысячи платьев, a после смерти ее Петр III нашел в гардеробе ее более 15 000 платьев, частью один раз надеванных, частью совершенно не ношенных, два сундука шелковых чулок, лент, башмаков и туфлей до нескольких тысяч, более сотни неразрезанных французских материй и проч.