Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы

Когда граф Хвостов в своих стихах сказал: «Суворов мне родня, и я стихи плету», Блудов заметил: «Полная биография в нескольких словах; тут в одном стихе – все, чем он гордиться может и стыдиться должен». Когда Шатобриан про друга Блудова, Александра Тургенева, написал: «Граф Тургенев, бывший министр народного просвещения в России, человек всякого рода познаний», Блудов, прочитав эти строки, сказал: «Угораздился же Шатобриан выразить в нескольких словах три неправды и три нелепости: Тургенев не граф, не бывал никогда министром просвещения и далеко не всеведущ».

В «Арзамасском ученом обществе», в этом обществе, посвященном шуткам и пародиям, Блудов носил прозвище «Кассандра», Блудова и Жуковского можно назвать основателями этого Общества; кроме них здесь были все передовые люди того времени. Поводом к основанию Общества арзамасцев послужила статья Блудова «Видение в Арзамасе, издание Общества ученых людей». Также дал мысль об «Арзамасе» Блудову еще и следующий случай.

В то время отправлялся в Арзамас воспитанник Петербургской Академии, живописец Ступин, с тем, чтобы основать там школу живописи. По поводу этого трунили над Ступиным, говоря, что он хочет грубую арзамасскую живопись возвести в искусство и образовать академию. Это и повело к шуточному названию Общества – «Арзамасская академия» и «Арзамасское ученое общество». В уставе этого Общества, написанном в шуточном тоне Блудовым и Жуковским, между прочим сказано было: «По примеру всех других обществ, каждому нововступившему члену «Арзамаса» надлежало было читать похвальную речь своему покойному предшественнику, но все члены нового «Арзамаса» бессмертны, и так, за неимением собственных готовых покойников, новоарзамасцы положили брать напрокат покойников между халдеями «Беседы» и «Академии».

Протоколы составлялись Блудовым и большею частью Жуковским; последний имел необыкновенную способность противопоставлять самые разнородные слова, рифмы и целые фразы одни другим таким образом, что речь его, по-видимому правильная и плавная, составляла совершенную бессмыслицу и самую забавную галиматью. Карамзин об арзамасцах писал из Петербурга к своей жене: «Здесь из мужчин, всех для меня любезнее – арзамасцы: вот истинная русская академия, составленная из людей умных и с талантом! Жаль, что они все в Москве, а не в Арзамасе».

В следующем письме: «Сказать правду, здесь не знаю я ничего умнее арзамасцев: с ними бы жить и умереть».

Члены этого Общества были молодые интеллигентные люди, богатые надеждами, но не карманом. За исключением двух-трех, это все были бедняки. Блудов и Жуковский, как говорит графиня А. Д. Блудова в своих «Воспоминаниях», часто под конец месяца, когда их финансы приходили к концу, хлебали одни щи, которые варил себе Гаврила, слуга и дядька Блудова.

Собрания арзамасцев бывали большею частию у Блудова и Уварова; в начале вечера читалось какое-нибудь серьезное сочинение; разбиралось, критиковалось и затем предлагался веселый ужин, на котором арзамасский гусь и веселые куплеты, эпиграммы, а за неимением их обычная кантата Дашкова, петая всеми вместе, составляли обычную, неизбежную принадлежность ужина.

Из нескольких эпиграмм, написанных Блудовым, вот одна:

Хотите ль, господа, между певцами
Узнать Карамзина отъявленных врагов!
Вот комик Шаховской с плачевными стихами
И вот бледнеющий над рифмами Шишков:
Они умом равны: обоих зависть мучит;
Но одного сушит она, другого пучит.
Шишков был худ; Шаховской толст и неповоротлив.

Воейков, описывая многих арзамасцев в своем «Парнасском адрес-календаре», про Блудова говорит: «Д. Н. Блудов, государственный секретарь бога Вкуса, при отделении хороших сочинений от бессмысленных и клеймении сих последних печатью отвержения, находятся на теплых водах для излечения от простудной лихорадки, которую получил он на Липецких водах» (намек на комедию Шаховского).