Малиновский был очень дружен с Петровым, известным поэтом времен Екатерины; про Петрова он рассказывал, будто тот писал некоторые оды, ходя по Кремлю, а за ним носил кто-то бумагу и чернильницу. При виде Кремля он приходил в восторг, останавливался и писал. Петров имел важную наружность. Он познакомился с Потемкиным, когда они оба были студентами, и дружба их продолжалась до конца жизни. Стансы, посвященные им Потемкину, исполнены искреннего чувства; он хвалит в Потемкине не одного полководца, но более вельможу доступного, человека просвещенного, любителя литературы и поэзии.
Ватковский, о котором говорит пиит, состоял камергером при Большом дворе, a младший брат его, Иван Федорович, служил в Семеновском полку и был замешан в известную шварцовскую историю. Ватковские были сыновья известного Федора Ивановича, который, командуя Семеновским полком, содействовал Екатерине ко вступлению на престол. Ватковский, о котором говорится в стихах, отличался необыкновенною тучностью – он под конец своей жизни так и не выходил из вольтеровских кресел. Ватковский известен также был в обществе как занимательный рассказчик.
Бригадир Аполлон Алексеевич Майков, писатель, состоял старшим членом при А. Л. Нарышкине с правом исправлять должность директора театров, на случай отсутствия последнего. Полновластно он управлял московскими театрами только впоследствии.
Актер Мочалов, отец известного трагика, играл роли серьезных молодых людей, отличался необыкновенно красивою сценическою наружностью и имел большой успех в опере «Иван Царевич». Позднее он играл в Петербурге.
Зубов, актер и певец, имел превосходный голос, но был невзрачен по фигуре на сцене. Колпаков был актер на роли благородных отцов. Лисицын, по словам С. П. Жихарева113
, был любимец райка. Гримаса в разговоре, гримаса в движении – словом, олицетворенная гримаса даже и в ролях дураков, которых он представлял. Злов, умный актер и хороший собеседник, играл в трагедиях, драмах и операх и всюду был хорош; был бесподобен в драме «Сын любви» в роли пастора. Кондаков, резонер, был превосходный Тарас Скотинин.Затем бульварный пиит восклицает:
Кирилушкой песнопевец называет сына графа Разумовского, который живал в Москве в конце прошлого столетия в великолепном своем доме.
Далее неразборчивый бульварный пиит затрагивает безукоризненно честного и благородного вельможу Ю. А. Нелединского-Мелецкого, занимавшего весьма почетное и видное место в московском обществе, которое в то время, вместе с именем Нелединского, могло еще гордиться такими именами, как И. И. Дмитриев, И. В. Лопухин, Н. М. Карамзин, Ханыков (бывший посланник наш в Дрездене, писавший французские стихи), князь Я. И. Лобанов-Ростовский, П. В. Мятлев, князь Белосельский, князь А. И. Вяземский и другие. Дом последнего из этих бар был в Москве средоточием жизни и всех удовольствий тогдашнего просвещенного общества. На Колымажном дворе в это время устраивались «московские карусели».
Это была лучшая школа верховой езды тогдашнего барства. Палаты князя стояли у Колымажного двора, окруженные обширным тенистым садом; они не блистали богатством и роскошью – единственное богатство их была большая библиотека. В двух маленьких комнатах теснилось здесь обширное московское общество; тут молодежь танцевала под аккомпанемент флейты-самоучки и доморощенной скрипки. Все путешественники (особенно англичане: князь был женат на шотландке д’Орелли), ученые, художники находили в этом доме русское гостеприимство. «Любезные женщины, красавицы той эпохи, которая была золотым веком светской образованности и утонченности, поочередно, а иногда и совместно, в сей избранной и мирной области царствовали», – как говорит Нелединский-Мелецкий в своей «Хронике»114
.