Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы

Случалось так, что тот же квартальный надзиратель, который у купца пил и ел, препровождал его и в «яму». Обыкновенно, это бывало вечером. Шли они друг от друга на благородной дистанции: купец норовил не подпускать квартального к себе на пистолетный выстрел. Но у ворот «ямы» квартальный быстро настигал купца и здесь уже сдавал его вместе с предписанием.

У входа в яму, где сидели неисправные должники, перед дверями стоял солдат с ружьем, и еще ходил дежурный сторож, отставной солдат, который опрашивал и пускал через цепь приходивших. Бывало, солдат угрюмо спрашивал подходившего: «Вы с подаянием, что ли?» – «Нет, так, посмотреть», – говорил праздный зритель.

«Тут смотреть нечего», – сурово замечал служивый. «А вы зачем?» – обращался он к пожилой женщине, видимо из купчих. «Так, поплакать пришла», – отвечала благочестивая купчиха, утирая глаза.

В большие праздники купечество присылало в «яму» корзины со съестными припасами; более всего приносились калачи. Бывали и такие пожертвования: один благочестивый купец на помин души бабушки к рождественскому разговению пожертвовал пятьсот бычачьих печенок.

Жертвовали и вещами: присылались к празднику бумажные платки, правда, слежавшиеся, выцветшие и в дырках, или приносилось несколько пар резиновых галош и все на одну ногу или детские.

«Яма» носила также название временной тюрьмы. Временною она называлась потому, что здесь содержались должники до тех пор, пока выплатят долг. Название же «ямы» она получила от крутой отлогости к стороне Белого города. По другим преданиям, здесь нарочно было вырыто углубление для Монетного двора – это-то углубление и дало описываемой тюрьме название «ямы», и действительно, подойдя к ней с дворика и облокотясь на перила, можно было видеть внизу, сажени на три глубины, другой небольшой продолговатый дворик, устланный плитным камнем, и вокруг него жилье.

Замечательно также, что у ворот «ямы» всегда впервые в Москве появлялись у разносчиков на лотках свежие огурцы, и первые свежие грибы весною можно было найти тут же.

Не менее замечательно было еще одно место: в доме присутственных мест прежде был винный погреб. В мрачном и длинном подвале его заседали разные чиновники, выгнанные за темные дела из службы: здесь обделывались всевозможные дела, платились деньги, писались просьбы и т. п. В погребе и около дверей его целый день толпились подьячие.

По уничтожении погреба подьячие разместились от Воскресенских ворот до Казанской, отчего и получили оставшееся до сих пор за ними название «От Казанской». Здесь ежедневно в десять часов утра, собирались они, выстраивались в ряд по тротуару, совершали разные дела на улице, в трактирах и в низших присутственных местах и потом расходились.

Несколько лет тому назад их и отсюда прогнали; их место заняли торговцы, а они перешли к трактирам, что против присутственных мест, к Маленькому Московскому и Егорову.

К ограде Казанского собора примыкал Ножевой ряд.

Этот ряд составляли каменные лавки, палатки и пещуры, которые тянулись уступами по улице. Против собора и этого ряда, на другой с тороне, где были еще недавно бумажные, книжные и табачные лавки, был прежде Саадачный ряд, где, как мы выше говорили, продавались колчаны с луками и стрелами; за Саадачным рядом следовал Седельный, Манатейный, то же, что Епанечный, Кружевной и Ветошный, где торговали не только старым платьем, но и пушным товаром.

На левой стороне, между маклерскими конторами прежде был главный вход в Управу Благочиния. На этом месте пред вступлением неприятеля в 1812 году в древнюю столицу, раздавались и жадно расхватывались афиши графа Ростопчина, возвещавшие о печальном жребии Москвы.

Ограду Заиконоспасского монастыря по Никольской улице до 1812 года занимали иконные лавки и ступени. По указу 1753 года повелено было сломать их, потому что ими стеснялась и без того тесная улица, вымощенная деревом, a вместо них сделать каменную стенку. В это время засыпаны колодези на улице у дворов и вырыты новые на самых дворах.

Книжная торговля в этом месте открыта позднее. В елизаветинское время торговали бумагою, церковными книгами, немецкими потешными листами, молотковыми и простыми картами в Овощном ряду, потом на Спасском мосту, где первый из русских букинистов, Игнатий Ферапонтов, начал производить торг древними и старинными книгами и рукописями. В 1710 году, кроме Овощного ряда, продавались заморские листы в Иконном и Ветошном рядах. Такая торговля там существовала еще при Третьяковском, который ссылался на стихотворцев Спасского моста, этого старинного приюта для слепых певцов Лазаря и Алексия Божия человека.

Отдавались от монастыря иконные лавки; впоследствии в них стали торговать книгами. Из первых торговцев известны: Тараканов, Полежаев, Акохов, Козырев, Матушкин, Василий Глазунов, Сопиков, Селивановский.