Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы

Род Нарышкиных отличался красотою телесною, добродушием и популярностью; у всех их была какая-то врожденная наклонность к изящному, и каждый находил у них приют. Образ жизни вельмож двора императрицы Екатерины II теперь принадлежит к области вымысла, к романам и повестям. В коренном вельможе того времени было соединение всех утонченностей, всех великосветских качеств, весь блеск ума и остроумия, все благородство манер века Людовика XIV и вся вольность нравов эпохи Людовика XV, вся щедрость и пышность старых польских магнатов и все хлебосольство древних русских бояр.

Цель жизни состояла в том, чтобы наслаждаться жизнью и доставлять наслаждение другим и среди наслаждений поддерживать таланты и дарования. В доме, например, Л. А. Нарышкина принимаемы были не одни лица, имеющие приезд ко двору, но и каждый дворянин мог хоть ежедневно обедать и ужинать в его доме. По характерному выражению Грибоедова, у него «дверь была отперта для званых и незваных».

Литераторов, художников и музыкантов Нарышкин сам отыскивал, чтобы украсить ими свое общество. В девять часов утра можно было узнать от швейцара: обедает ли Нарышкин дома и будет ли вечером, и после того без приглашения являться к нему; но на вечер приезжали только хорошо знакомые в доме. Ежедневно стол накрывался на пятьдесят и более персон. Являлись гости, из числа которых хозяин многих не знал по фамилии, и все принимаемы были с одинаковым радушием.

На вечерах была музыка, танцы, мелкие развлечения, но карточной игры вовсе не было. По свидетельству современников, на вечерах Нарышкина в одной комнате раздавались шумные песни цыган, сопровождаемые живою их пляской, в другой – гремела музыка, в третьей – лучшие танцовщицы восхищали толпившихся вокруг них гостей, в четвертой, в кругу посетителей, играли русские или французские актеры. На балах была расточаема азиатская роскошь; званые обеды удовлетворяли самый изысканный гастрономический вкус; но в обыкновенные дни стол был самый простой. Обед состоял из шести блюд, а ужин – из четырех. На обыкновенных обедах кушанье стряпалось, большею частью, из домашней провизии.

С первым зимним путем огромные обозы с домашней провизией приходили из деревень в столицу. На столе в обыкновенные дни стояли кувшины с кислыми щами, пивом и медом, а вино – обыкновенно францвейн или франконское – разливали лакеи, обходя вокруг стола два раза во время обеда. Редкие и дорогие вина подавали тогда только на парадных обедах или на малых, званых.

Державин воспел дом Нарышкина:

Нарышкин! Коль и ты приветством
К веселью всем твой дом открыл!

Где скука и тоска забыта,

Семья учтива, не шумна,
Важна хозяйка, домовита,
Досужа, ласкова, умна,
Где лишь приязнью, хлебосольством
И взором ищут угождать, и проч.

В екатерининское время вся польская знать и с нею лучшая шляхта стала наезжать в Россию, где и находила отличный прием при дворе и в высшем обществе. При короле Станиславе Понятовском в Петербург стекались все польские честолюбцы. Из таких известен граф Северин Потоцкий. Он после отца своего, лишившегося огромного состояния на спекуляциях, остался беден. Граф А. С. Ржевусский рассказывал, что, возвращаясь из Петербурга, он встретил на одной станции Потоцкого, ехавшего в Петербург.

Это было в начале польской революции в 1793 году. Они были приятели и Ржевусский спросил его, зачем он едет в Петербург? «В Польше у меня ничего не осталось, – отвечал Потоцкий, – а теперь человек с именем может все приобрести при Русском дворе. Еду за всем!» – прибавил он, смеясь. И действительно, Потоцкий впоследствии приобрел все в России.

В частной жизни он был весьма оригинален, никогда не заводился домом, жил на холостую ногу, в гостинице (на Екатерининском канале, в доме Варварина), вечера проводил в гостях. В обществе был приятен и остроумен, дома – капризен и брюзга.

Многие из таких знатных поляков были сенаторами и занимали высшие должности. Браки русских с польками, а поляков с русскими стали особенно покровительствуемы Екатериною. Граф Соллогуб, князь Любомирский и князь Понинский женились на трех дочерях Л. А. Нарышкина⁵⁴. За второй дочерью Нарышкина, Марией Львовной, вышедшей замуж за князя Любомирского, очень ухаживал Потемкин. Она была превосходная музыкантша; Державин написал ей экспромт во время игры ее на арфе и воспел ее под именем Эвтерпы. Потемкин, почти нигде не показывавшийся в обществе, уступал своей прирожденной лени, ежедневно приезжая в дом Нарышкина; у него он чувствовал себя совершенно свободным и сам никого не стеснял – серьезное чувство влекло его к юной дочери Нарышкина, и в тогдашнем обществе никто в этом не сомневался, видя, как он настойчиво ухаживал за нею; посреди всех посторонних он всегда был как будто наедине с нею.

Канцлер Безбородко писал в Англию к своему родичу, Виктору Павловичу Кочубею: