Старая переправа

И вот сейчас, когда Данил сплавлялся вниз по реке, всего лишь к вечеру третьего дня вздутая банка консервов стала выглядеть совсем нестрашно. Нет, конечно, про ботулизм он слышал, но рассчитывал побороть бактерии, перекипятив содержимое консервы. Конечно, его действия были не верны. Страшны не бактерии, а токсин, который вырабатывали бактерии. Попросту говоря, консервированная еда пропитывалась ядом, и кипячение, скорей всего, его бы не спасло. Но он этого не знал, и уж очень хотелось кушать. Но его спасло то, что консервы были уж слишком просрочены.

Данил взял нож и смело воткнул в крышку, собираясь её открыть. Тухлый фонтан под давлением начал забрызгивать всё вокруг, включая парня, который успел только отвернуться и спасти лицо от попадания тухлых брызг. Но банка оказалась хитрее. Фонтан неожиданно пропал так же, как и начался, но лишь на секунду, видно какой-то кусочек заткнул проделанную дырку изнутри. Этого времени хватило, чтоб вновь увидеть, как давление внутри консервной банки выбило временную пробку, и фонтан со звуком «пр-пр-пыр» вновь начал забрызгивать всё вокруг. На этот раз лицо спрятать не удалось. Он что было силы зашвырнул банку как можно дальше. Банка, улетев в воду, закружилась на реактивной тяге, разбрызгивая содержимое.

Вот это было неприятно, маслянистые капли и тухлые кусочки рыбы заляпали всё в округе. Запах стоял такой, что, было бы чем выворачивать, Данила бы вывернуло. Отмывая весь оставшийся вечер себя и понтон, он твёрдо решил, что просроченные консервы есть точно не будет, каким бы голодным ни был. Правда, маркировка тут неизвестная, но всё равно не будет.

Вот только наступала ночь, а всю одежду «турист» постирал, поэтому решил потратить запас дров и разжечь костёр.

Понтон плыл по течению, посередине реки, не слишком быстро, но лучше, чем идти пешком, а главное, как показалось Данилу, безопаснее. Как вдруг раздался всплеск. Всякий звук теперь настораживал парня, и он заозирался. В свете костра в прозрачной воде показались спины рыбин. Точно! Он где-то читал, что какие-то аборигены так рыбачили: зажигали факел на лодке, на свет приплывала рыба, и они били её копьём. Эх, жалко, вилы все повыкидывал, ведь как знак был, возьми с собой, ан нет – тяжело тащить. А теперь у него нет копья.

Данил схватился за верную лопату, но спины были под водой. И сейчас попробовать оглушить – это только распугать. Нужно ждать, терпение, ещё раз терпение. Вот одна метровая спина показалась над водой, парень не выдержал и ударил. Рыбина дернулась и повернулась на бок. Он, отбросив лопату и чувство опасности, спрыгнул в воду, сразу обнимая рыбину и прижимая к груди. Нет, сейчас очнётся, уйдёт. Данил, прижимая к себе рыбину, тут же начал просовывать руку под жабры, надевая рыбину на предплечье, как на кукан. Только сейчас он понял, что идёт ко дну, и схватился свободной рукой за швеллер. Рыба очнулась и начала дергать, да так, что чуть руку не оторвала, но нет, он её уже не упустит. Потихоньку перебирая руками, подгадывая между рывками рыбы, подобрался к скобам. А вот подниматься было сложно, дополнительно килограммов семь, да ещё трепыхались. Всё предплечье уже было ободрано.

Вопль, который разносился по воде где-то дальше, придал сил, и горе-рыбак выскочил на узкую полоску досок. А вот дальше не легче, рыбу нужно было срочно умертвить. Был сплошной садизм и издевательство. Был бы ножик побольше, а так Данил натурально издевался, пытаясь добраться до мозга рыбы через глаз. Но снять с предплечья рыбину он не решался. Слишком узкая полоска досок на понтоне, одно неверное движение, и добыча уйдёт. Наконец-то рыбина затихла, и как раз угли прогорели.

Кстати, прогорели не только угли, прогорели носки и майка, лежащие слишком близко к костру. Носки определённо выкидывать, а в майке зияла дыра с кулак. Но ничего, зато есть что поесть. А можно ещё тонко ломтиками рыбу нарезать и сушить на солнце, отгоняя мух.

Данил сплавлялся по реке уже неделю. Неделя ничегонеделания… Изредка подплывал к берегам, набирая дров. Лопатой больше глушить рыбу не получалось. Но он изготовил что-то похожее на острогу, заточив кончик сухого шеста ножом; пытался обжечь на костре, но только испортил. Ножом острога затачивалось острее. А после обжигания кончик был тупой, полукруглый. Конечно, тоже так себе инструмент получился, которым и пользоваться ещё нужно уметь. Но где-то с пятого раза только смог рыбину насадить. Проблема с продовольствием более или менее решилась. Конечно, сразу захотелось соли и разнообразия в питании.

Обувь тоже пришлось выкинуть, следом за порчей носков кроссовки, вымоченные в воде, не выдержали. Данил споткнулся о швеллер, когда дрова заносил на понтон, и подошва отлетела. Пришлось обувать трофейные полусапожки, используя тряпки, в которые была завёрнута колбаса и сухари, как портянки. Потеря майки тоже была не критична, он нормально ходил в тужурке на голое тело, так было даже удобнее, ветерок в жару продувал.