Старая сказка

Здесь странные звуки стали слышны яснее, но ненамного — толстая кирпичная кладка скрадывала любой шум, а шорох листвы и ночные птицы глушили его. В темноте закутка сквозь толстое железо двери, наложенное без щелей, с нахлёстом на косяки, не пробивалось ни лучика света, но Ивану показалось, что сам воздух, просачивающийся через щели из подвала, светится бледно-лиловым, как дым. Сержант сделал шаг, присматриваясь…

Хлёсткий удар по ногам сбил Ивана с ног, автомат со страшной силой вырвало из рук. Последнее, что по какому-то наитию успел сделать Иван — закрыть лицо рукой, согнутой в локте. Хруст костей был последним, что он услышал…

* * *

Сознание возвращалось к Ивану неохотно, словно раздумывая — а стоит ли вообще возвращаться в такую голову?

— Вот именно — королева Элора сидела у изголовья, внимательно глядя на сержанта своими изумрудными глазами, а вокруг сидели эльфы, кто на чём — Скажи, это было надо? Кому и зачем?

Иван почувствовал, что его охватывает жгучий стыд, пересиливающий ноющую боль в руке, покоящейся сейчас в каком-то хитром аппарате, металлическими кольцами охватывающем руку от локтя до запястья. Рука-то болела не очень, вероятно, какие-то обезболиватели…

— Скажи вслух, чётко и ясно — зачем ты полез на крышу?

— Я не мог спать… Эти звуки… А дверь была заперта.

— А зачем взял с собой автомат?

— Привычка… На всякий случай…

— На какой случай? Где и в кого ты собирался стрелять?

Иван сопел. Что тут скажешь?

— Знаешь ли ты, что сделай ты хоть один выстрел, «змеиный клубок», который ты именуешь «шлангами», убил бы тебя? В прошлый раз ты был без оружия, поэтому отделался лёгким испугом. Тебе понравилось, что ли?

— Ваше Величество…я…я приношу вам свои извинения — на пунцового Ивана было жалко смотреть.

— Дорогой Иван Семёнович, твои извинения мне уже просто некуда класть — королева вздохнула — ты создаёшь нам массу проблем, не хуже «Аннанербе». Мало того, что я и магистр столько времени занимаемся твоим делом, это при том, что у нас хватает своих. Ты бегаешь ночью по крыше с автоматом, делая нам совершенно ненужную рекламу, твой вопль, наверное, слышал весь город, а соседи уж точно стали заиками. Плюс твоё лечение, а это тоже время и силы. Сколько можно?

— Я больше не буду — неожиданно для себя самого совсем по-детски пролепетал Иван.

— Простите его, моя королева — внезапно встряла Тамиона — он совсем не такой дурак, каким кажется. И у него доброе сердце, это после всего, что он вынес. Простите!

— Я тоже прошу простить его, моя королева — заговорил и Киннор — Он же восприимчив к Нави, неужели не ясно? Он твёрдо держал своё слово, не покидать этот дом до передачи Ключа. Но Ключ передан, и он подсознательно расслабился — в конце концов, он не давал слова сидеть тут безвылазно до конца жизни. Да под воздействием Нави, да спросонья, да просто нервы, наконец… Простите его, прошу вас!

— Простите его, моя королева — вдруг подал голос и Таэль — А насчёт автомата, так это как раз нормально, держать своё оружие при себе. Он же солдат, прошедший войну, это уже инстинкт. Да что там — вы хоть раз видели, чтобы, к примеру, я оставил оружие в другой комнате, нежели та, где нахожусь сам?

— Я тоже просил бы простить его, моя королева — Диэль даже встал — В конце концов, он передал нам Ключ под наше честное слово…

— Моё честное слово, Диэль — перебила королева.

— Да, моя королева. Вот именно.

— Речь не идёт о нарушении договора. Речь идёт о том, будет ли он по-прежнему пребывать в ясном уме и твёрдой памяти, или его следует перевести на положение нашей квартирной хозяйки. Киннор?

— Я полагаю, в твёрдой памяти. Что касается ясного ума, моя королева — ну откуда же ему взять?

— Будь по-вашему, магистр. Но, уважаемый Иван Семёнович, ещё один случай — и я лично уложу вас в объятия бабы Нюры.

* * *

— … Нет сигнала, Иосиф Наумович.

На длинном чердаке школы было пыльно и жарко, солнечные лучи словно протыкали воздух. Их было много, солнечных лучей — крыша школы напоминала решето, густо прошитая пулями. Дальний угол чердака зиял провальной дырой, очевидно, сюда попала миномётная мина.

В пропиленную в крыше дыру, края которой светились свежим деревом, таращился своим единственным глазом телескоп-рефлектор, установленный на тяжёлой станине, немного поодаль блестели зеркала целостата, ещё какая-то оптика угадывалась в глубине чердака. Возле стола, на котором стоял небольшой ящик, густо опутанный проводами, электронный осциллограф и ряд других приборов, сгрудились трое.

— Ну что же ты, давай! — майор пощёлкал по крышке ящика.

— А может быть, он-таки испортился, этот чёртов кристалл? — Николай Ильич осёкся.

— Николай Ильич — майор мягко улыбнулся — не сочтите за труд, спуститесь вниз и окажите Василию посильную помощь в сооружении обеда. Может быть, сегодня мы будем спать без изжоги.

Когда чердачный люк захлопнулся за Николаем, майор перевёл взгляд своих очков на оставшегося собеседника с немым вопросом.

— Это бесполезно, господин майор — немец встал, потянулся, разминая затёкшие руки-ноги — очевидно, начался очередной «период молчания».