Старая сказка

Но я не смела доверить самые сокровенные чувства бумаге. Всю почту во французском королевстве вскрывали и прочитывали шпионы короля, и личное письмо сестре превращалось в публичное покаяние перед всем двором, и мне оставалось только надеяться, что Мари прочтет между строк и поймет меня.

И тут я услышала, как в мою дверь кто-то тихонько поскребся, и в комнату вошла Нанетта, судорожно заламывая руки. На ее лице отражались тревога и беспокойство.

– Мадемуазель, из Казенева прибыл гонец с подарками от вашей сестры, баронессы, к празднику Пасхи.

Я в недоумении уставилась на нее. Мы, реформисты, Пасху не праздновали. И Нанетта никогда не называла меня «мадемуазель», если мы оставались с нею наедине. Я выглянула в коридор и увидела Бертрана, моего тюремщика из Бастилии, с корзинкой в руках. За его спиной стояли трое дворцовых стражников с суровыми и неприступными лицами.

– Благодарю, Нанетта. Посылка из деревни всегда кстати. – Поднявшись из-за стола, я подошла к Бертрану, который вперил в меня выразительный взгляд своих темных глаз, словно мысленно предупреждая о чем-то. Я улыбнулась ему. – Как приятно увидеть тебя вновь, Бертран. Кажется, деревенский воздух пошел тебе на пользу. Что же передает мне сестра?

– Яйца.

– Яйца! Какая прелесть. Ну, давай посмотрим. – Я подняла салфетку и увидела с десяток ярко раскрашенных яиц, переложенных соломой.

– Солдаты хотели осмотреть корзинку, но Бертран не разрешил им, боясь, что яйца могут разбиться, – нейтральным тоном сообщила Нанетта.

– Да, это было бы сущим несчастьем. Подарок сестры для меня бесценен!

– Мы должны убедиться, что внутри нет никаких изменнических или еретических посланий, – заявил один из солдат. – Этот человек – гасконец, а у драгун возникли большие неприятности в Гаскони.

– В самом деле? Какая жалость. Хотя я не думаю, что вы найдете что-либо еретическое в корзинке с пасхальными яйцами. – Я улыбнулась солдатам, хотя кровь гулко зашумела у меня в ушах.

– Мы должны убедиться в этом.

– Что ж, давайте я сначала выну оттуда яйца.

Опустив корзинку на кровать, я села рядом, постаравшись загородить ее собой. Солдаты с подозрением вытянули шеи, и я мило улыбнулась им и начала осторожно выкладывать на покрывало одно за другим крашеные яйца. Большинство было сварено вкрутую – я чувствовала это по весу, доставая их из корзинки, – но несколько были легкими, как пух, и я услышала внутри слабое шуршание. Достав яйца, я поворошила солому, в которой обнаружился конверт. Я попыталась незаметно достать его, но солдаты уже заприметили и дружно шагнули вперед, заполнив собою все пространство комнаты.

– Это – письмо от моей сестры, – запротестовала я, когда один из них вскрыл его, но они не обратили на меня внимания.

– Здесь написано: «Поздравляю с Пасхой!» – тупо сказал солдат и швырнул записку обратно на кровать. Затем они перевернули корзинку и потрясли, рассыпав повсюду солому. Но больше в ней ничего не было.

– Смотрите, что вы наделали, – стала попрекать их за беспорядок Нанетта. – Вам нравится находить работу бедным старушкам, верно? Ступайте прочь! Прочь отсюда! Глаза бы мои вас больше не видели!

Пока солдаты пятились к выходу, бормоча извинения, я прочла краткую поздравительную открытку, написанную аккуратным знакомым почерком сестры, и принялась вслух восхищаться крашеными яйцами.

– Интересно, а помогала ли сестре моя племянница? – обратилась я к Нанетте. – Должно быть, она уже выросла и стала большой девочкой.

Едва за стражниками захлопнулась дверь, я подбежала к кровати и схватила четыре яйца, которые показались мне пустыми внутри. Осторожно разбив их, я обнаружили внутри скатанные в трубочку полоски бумаги, исписанные с обеих сторон миниатюрным почерком. Их засунули внутрь через дырочки, проделанные с обоих концов, через которые же были выпиты белок и желток. Пока Нанетта собирала солому, я развернула трубочки и обнаружила, что они составляют одно письмо, разрезанное на четыре части. Сестра писала на нашем местном диалекте Гаронны. Подойдя к окну, я стала разбирать ее мелкий почерк: