Старая тетрадь

«От зари до зари, лишь зажгут фонари, вереницы студентов шатают, через тумбу, тумбу раз, через тумбу, тумбу два, через тумбу, тумбу три спотыкаются. А Владимир святой с той башни крутой на них смотрит, стоит улыбается. Через тумбу… Но соблазн был велик, и не выдержал старик, с колокольни своей он спустился. Через тумбу, тумбу раз…».

Экзамены я сдала и была зачислена на I курс института. Одновременно мне пришлось начать работать. Отец заболел, очевидно, водянкой: у него пухли ноги, сам он опухал, особенно по утрам. Ходил с трудом. Никакой пенсии тогда не было. Таким образом, вся семья: отец, мать, младшая сестра и брат оказались на моем иждивении. Работала я в аптекарском складе Моск губ. Земства. С утра до вечера, оттуда ехала в институт на Серпуховку. Возвращалась около 12 часов ночи. Трамваи ходили плохо, поезда тоже. Приляжешь, бывало, пока мама разогревает ужин и заснешь. Станет будить, а я разосплюсь и есть не хочется, так голодная и заснешь.

И несмотря на такую бы, казалось, занятость, ухитрялась часто бывать в театрах, побывала во всех музеях. Часто бывала на лекциях в Политехническом музее. Видела Ермолову, Южинт, Яблочкину и других корифеев тогдашней сцены.

Запомнилась Ермолова в «Стакане воды»… поднимается в черном платье и величественным жестом приказывает: «Подайте мне стакан воды». Особенно любила я художественный театр. Такие вещи, как «На дне», «Вишневый сад» оставили неизгладимое впечатление. Билеты исключительно на галерку, покупала в институте.

Наступил семнадцатый год…

Студенчество бурлило…

В большом зале института стихийно возникали митинги. Произносились смелые речи. Помню, на одном из таких митингов хотел выступить профессор Манулов, ярый реакционер. Его так освистали, что он должен был поспешно уйти. Помню, как прямо из института после митинга, построившись в колонны, с пением революционных песен отправились в центр к зданию Думы. На пути к нам присоединилась масса народу.

Могучей рекой разлилась многотысячная толпа на огромной площади. И вдруг песня смолкла, наступила тишина. И в этой тишине жутко и отчетливо раздался чеканный шаг солдат. При свете фонарей, колеблясь сверкали штыки…. Все замерло. Вот оно – начинается – молнией мелькнула мысль…. И вдруг могучее ура прокатилось по площади: подошла воинская часть, перешедшая на сторону демонстрантов.

Ходили мы в казармы, агитировали солдат перейти на сторону революции. Офицеров в казарме почему-то не было, но когда мы шли из казармы к воротам, они начали стрелять в нас и ранили несколько человек…

Вспоминаются первые дни после февральской революции. Как ловили жандармов и как они прятались по чердакам, переодевшись в штатское, но их все равно узнавали и вели по улицам под свист и смех толпы.

Не верилось, что нет больше царя, последнего кровавого Николая, который начал свое царствование, полив кровью задушенных и затоптанных на Ходынском поле людей и был сам расстрелян восставшим народом.

…А война все продолжалась…

На улицах Москвы перед булочными с ночи становились огромные очереди за осьмушкой черного хлеба. Москва голодала. На рынке за миллионы (лимоны) Керенок покупали фунт черного хлеба. С фронта дезертировали солдаты.

Армия разваливалась. А правительство Керенского призывало к войне до победного конца, слепо ведя страну к гибели. Но уже новая сила, могучая, непобедимая, вставала из руин и разрухи, и ведомая гением Ленина, сплачивая вокруг себя миллионы людей, встала на пути этого прогнившего, бессильного мира, смела его, как могучий шквал и «Революция, о необходимости которой все время говорили большевики – совершилась».

И меня, как малую песчинку среди волн бушующего океана подхватила и понесла она на своих крыльях и дала место в новом мире, где труд является владыкой мира. Дала мне возможность жить, трудиться во славу идей Коммунизма.

Вот кончена моя повесть о днях, давно минувших, о том, что было когда-то уже много лет тому назад, и, казалось бы, канувших в вечность, о людях, живших тогда и тоже, казалось ушедших в небытие, давно забытых.

Но свершилось чудо: ожили события давно минувших дней, на короткий миг снова ожили давно ушедшие от нас люди и

и рассказали, не таясь и не приукрашая, о той жизни, какой мы жили тогда.

И жаль мне расставаться с ними, снова близкими и родными, вызванными из небытия, заставившими меня снова пережить и мое печальное, темное детство и тревожную, богатую событиями юность. Потому, что нет ничего дороже для человека, чем его юные годы, их надежды и мечты. Пусть это голодные и суровые годы. Но юность – это цветение человека. А цветению радуются все живые: и пышная роза, и скромный полевой цветок.

Закрыта тетрадь, события и люди, вызванные из далекого прошлого, постепенно уходят назад в вечность, чтоб уже никогда не вернуться.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Помимо рукописных сказаний о Шереметьевском дворце в Кусково и жизни в те времена, в моей памяти остались какие-то фрагменты устных сказаний от бабушки Лены.

К примеру, обширный пруд перед дворцом копали пленные шведы.