Старая записная книжка. Часть 2

Вечером было собрание немноголюдное. Зала довольно велика и хороша. Загоскина вдова – сестра Васильковской; Всеволожская, урожденная Клушина, – племянница автора (Умовение ног); муж ее – сын Всеволожской-Огаревой. Очкина, жена купца, бывшая девица Приоре, воспитанная у генеральши Сольден. Девицы Болдыревы, Золотарева (пензенская Офросимова) с двумя дочерьми; вдова Бекетова, сестры ее Араповы, сестры Пимена Арапова, Еврейновы. Ховрина была в деревне. Новое удостоверение, что Ансело прав и что женский пол наш лучше нашего.

Братья Ранцовы, жена одного Вельяшева, сестра Александра Петровича. Губернатор Федор Петрович Лубяновский; вице-губернатор Антонский, племянник московского. Полициймейстер Путята дает дому сгореть как свечке. Недавно сгорел таким образом дом предводителя губернского, женатого на Араповой. На полицию очень жалуются. Старушка Вигель, мать нашего, больная в постеле, женщина, кажется, умная и в городе уважаемая. Один сын ее женат на Чемизовой, упоминаемой в скандальезной хронике пензенской. Дочь за Юматовым. Говорят, прокуратница; другая дочь блаженствует в старых девах. Внук, служивший в гвардии.

Губернатор не любим. Идет молва, что потакает ворам и не из простоты. Человек умный, хотя, вероятно, ума не открытого и не возвышенного. В старые годы перевел Телемака и напечатал его. Несколько лет тому принялся за исправление перевода, но за делами службы не успевает кончить труда. Дела у него идут поспешно и все собственноручно. Перевел также несколько мистических книг. Выдал свое путешествие, которое, если не именным указом, то министерским приказом (Кочубея) было раскуплено начальствами и в губерниях, так что он собрал довольно значительную сумму в то время, когда авторы лучшие писали у нас только из чести.

Пензенский театр. Директор Гладков, Буянов, провонявший чесноком и водкой. Артисты крепостные, к которым при случае присоединяются семинаристы и приказные. Театр, как тростник от ветра колыхаясь, ветхий и холодный, род землянки. В ложи сходишь по лестнице крючковатой. Освещение сальными свечами, кажется, поголовное по числу зрителей. На каждого зрителя по свечке. В мое время горело, или лучше сказать, тускнело свеч 13.

Я призвал в ложу мальчика, которого нашел при дверях, и назначил его историографом и биографом театра и артистов и содержателя. Кто эта актриса? – Саша, любовница барина. Он на днях ее так рассек, что она долго не могла ни ходить, ни сидеть, ни лежать. – Кто эти? – Буфетчик и жена его! – Этот? – Семинарист, который выгнан был из семинарии за буянство. – А этот? – Бурдаев, приказный, лучший актер. – А этот? – Бывший приказный, который просидел год в монастыре, на покаянии. Он застрелил нечаянно на охоте друга своего Монактина, также приказного.

По несчастью, Гладков имеет три охоты, которые вредят себе взаимно: охоту транжирить, пьянство и собачью.

Собаки его не лучше актеров. После несчастной травли он вымещает на актерах и бьет их не на живот, а на смерть. После несчастного представления он вымещает на собаках и велит их убивать. Вторая охота его, постоянная, служит подкреплением каждой в особенности и совокупно. Впрочем, Саша недурна собою и немногим, а может быть, и ничем не хуже наших императорских. Актер также недурен. Давали Необитаемый остров, Казачий офицер и дивертисмент с русскими плясками и песнью «за морем синичка не пышно жила». Вообще мало карикатурного, и должно сказать правду, на московском театре, в сравнении столицы с Пензою и прозваньем Императорским с Гладковским, более нелепого на сцене, чем здесь.

Больнее всего, что пьяный помещик имеет право терзать своих подданных за то, что они дурно играли или не понравились помещику. Право господства не должно бы простираться до этой степени. При рабстве можно допустить право помещика взыскивать с крепостных своих подати деньгами или натурою и промышленностью, свойственные их назначению и включенные в круг действия им сродного, и наказывать за неисполнение таковых законных обязанностей, но обеспечить законной властью и сумасбродные прихоти помещика, который хочет, чтобы его рабы плясали, пели и ломали комедь без дарования, без охоты, есть уродство гражданское, оно должно быть прекращаемо начальством, предводителями как злоупотребление власти. И после таких примеров находятся еще у нас заступники крепостного состояния.