Старая записная книжка. Часть 2

Здесь все пахнет Русью и корешками Шишкова. Я понимаю их язык, а они меня не понимают. Вообще русский слух смышленее прочих. Если мало-мальски не выговаривать, как иностранцы привыкли выговаривать свои слова, они уже вас не разумеют. А русский мужик поймет всегда исковерканный русский язык всякого шмерца.

И природа здесь сбивается на русскую – плоская. Небо молочное, цвета снятого молока. Женский убор – платок, повязанный на голове, также русский. Одна почта не русская, а архинемецкая. Язык – смесь польского и русского. Читал в коляске переписку г-жи Кампан с Гортензией. Полюбил и ту и другую.

30-е. Вчера обедал, или ужинал, в Праге около полночи. Следовательно, Праги не видел. Граф Андрей Кириллович

Разумовский говорил мне в Вене, что она походит на Москву. Не догадываюсь чем. Дома высокие, улицы узкие, река широкая. Вот все, что я видел.

Старался узнать что-нибудь о старых Бурбонах, но ничего не узнал, кроме того, что Карл X мало выходил из дома

Май 1. Утром в 4 часа дотащился до Дрездена. Коляска опять ломалась, какой-то винт все не держался. Обедал в Теплицах. Кульм, два памятника: прусский и австрийский. Последний – колоссальный и одному человеку, другой – всем падшим братьям и мелок. Природа, приближаясь к границе, несколько оживляется.

2-е. Вчера провел деятельный день. В письме к жене (через Меркелова) описываю его. Выехал из Дрездена в 9-м часу утра. Прусская почта поспешная. Что-то военное русское во всем. И береза встречается. И, подъезжая к Берлину, вспоминаешь петергофскую дорогу.

3-е. Приехал в Берлин в 9-м часу утра. И тут часа три лишних проехал. Потсдам не мог осмотреть. Ай, ай, месяц май тепел да холоден! И в этом союзная держава. Ночью продрог и, приехав в Берлин, велел тотчас затопить род русской печи. Hotel de St.-Petersbourg.

Май 4. Вчера обедал у Рибопьера. Был на маленькой выставке картин. Картины Крюгера: император, два великих князя, Паскевич, Волконский, Бенкендорф, Чернышов. Был у Крюгера и в его студии. Все петербургские лица. Ездил по городу. Красив. Сбивается на Петербург. Магазин Гропиуса славится игрушками и китайскими вещами. В Итальянской опере Serai rarnide был король и жена его. После 1-го акта поехали они во французский спектакль. Пил чай у Озеровых и выехал из Берлина за полночь. Заезжал к Гумбольдту, но не застал. Кноринг. Долгорукие.

5-е. Приехал в Любек в полдень. Парохода еще нет.

6-е. Ожидаем пароход, но нет еще ни слуху, ни духу. Остановился в Hotel du Nord, тут же, где и прошлого года.

Любек город недоступный, со всех сторон окруженный непроездностью датских дорог. От Бойценбурга до Любека 8 миль, около 12-ти часов езды. Все образцы русских дурных дорог проселочных. Князь Андрей Горчаков, Гурьевы едут со мной на пароходе.

7-е, 8-е и 9-е. Ждем парохода.

Две пилы: одна пилит медленно, но безостановочно. Другая зазубрилась.

10-е. Пароход пришел.

12-е. Отправляемся из Любека в 8 часов утра.

* * *

Книжка 11. (1838–1860)

Брайтон, 24/12 сентября 1838

Сегодня купался в море в четырнадцатый раз. Начал я свои купания в понедельник 10-го. Одно купание прогулял поездкой в Портсмут. Черт любосмотрения дернул меня. Впрочем, меня на пароходе много рвало. Может быть, это тоже к здоровью.

На другой день приезда моего, то есть 10-го, пошел я было купаться в море, но здесь купаются только до часа пополудни, а было уже около двух. Пошел я в крытое купание на берегу. Большой бассейн, род маленького пруда с проточной морской водой и фонтаном в середине.

Волн здесь мало. Вчера море было бешеное, и не бешеная собака, а бешеный лев, рьяный, пена у пасти, кудрявая грива так и вьется, и дыбом стоит, хлещет в бока, что любо. Как наскочит, так и повалит. Я был на привязи.

Вообще купания не очень хорошо устроены. В Диппе, сказывают, лучше, и более прилива волн. Кажется, купания мне по нутру. По крайней мере не зябну после.

Выехали мы из Парижа с Тургеневым в среду 5-го в дилижансе, на другой день приехали утром в Boulogne-sur-mer. Море показалось мне что-то французское, т. е. грязное, но заведение для купальщиков хорошо. Наводнение англичан. Вечером были в театре, давали оперу «Le domino noir» («Черное домино»). Порядочно. Торопыгин-Тургенев не дал досмотреть. Пароход отправился в полночь, а он уже в десятом взгомонился. Более часа ждали в трактире.

Сели на пароход «Wagnen». Поэтическое излияние, жертвоприношение морю: рвота. Из каюты бросился я на палубу, и пролежал там свиньей до утра. Морем идешь часа три или четыре, а там вплываешь в Темзу.

В Лондоне пробыл я около двух суток и выехал сюда в дилижансе, в воскресенье 9-го, в 11 часов утра. К обеду, т. е. к шестому часу, был здесь.