Старая Земля

—А чье Слово ты несешь, Бартуза Нарек?

Взгляд Нарека снова переместился к осколку фульгурита, лежащему на открытой ладони Эльдрада.

На горизонте вставало второе солнце, более яркое и живое, чем его бледная копия, висевшая в мнимом небе.

— Я тебя уже предупреждал об этом.

— Но теперь тебе известно мое имя. Знакомство должно быть взаимным…

— В таком случае я солгал, обещая им не пользоваться. Ты всегда такой раздражительный, Бартуза, или только из–за того, что отец тоже звал тебя по имени?

— Я не испытываю любви ни к нему, ни к тебе, — ответил Нарек, и Эльдрад убедился в своей правоте.

— А вот это другое дело, не так ли? — сказал он, поднимая осколок фульгурита двумя пальцами. — Ты ведь ощущаешь его силу и бессмертную сущность?

Поднимающееся солнце коснулось доспехов Нарека золотистыми копьями.

Усилием воли Нарек заставил себя отвести взгляд от камня, и Эльдрад закрыл ладонь, пряча осколок, словно фокусник, заставляющий исчезать монету.

— Я не пешка, — заявил Нарек.

— Мне и не нужна пешка. Мне нужен ассасин.

— И ты думаешь, что я буду тебе верен? Потому что обязан жизнью?

— Нет, я думаю, ты сделаешь это из любви к убийствам, а еще потому, что я дам тебе то, что ты хочешь.

— И что же это?

— Способ добраться до него.

На скуле Нарека напрягся нерв, видимый под покрытой шрамами кожей.

— Разве у эльдаров нет наемных убийц, или вы не способны отнять жизнь по умыслу? Вы недостаточно хладнокровны для этого, ксеносы?

— Я просил тебя не употреблять это слово, — предостерег его Эльдрад, но не принял никаких мер. — Да, у нас есть ассасины. Много потрясающих профессионалов. Увы, у меня есть только ты. Нынешняя война не касается эльдаров. Это война людей. Большинство представителей моей расы не желают в ней участвовать, но есть и такие, кто участвует чересчур активно. Я хочу, чтобы человечество выжило, другие — нет. В их глазах вы грубые, примитивные существа, едва преодолевшие первобытный строй и обреченные раз за разом повторять ошибки истории.

Нарек криво усмехнулся:

— У эльдаров это называется комплиментом? — Он наклонился к чужаку с заговорщицким видом. — Боюсь, он не достиг цели. Эта война меня не интересует.

Эльдрад прищурился, слегка повернув голову навстречу быстро поднимающемуся солнцу.

— Я сомневаюсь, что ты сам в это веришь. У тебя есть личный интерес. Судьба, Бартуза Нарек, тебя, как мне кажется, сильно огорчила. Твоя собственная судьба, судьба твоих братьев, твоего отца.

Вздрогнувшее веко выдало Нарека.

— Да, я уверен в этом, — произнес все замечающий чужак. — Судьба замыкается на мне. Важно, чтобы ты понял это абсурдное заявление. Я не просто провидец, а ясновидец: могу видеть нити судьбы так же ясно, как шрамы на твоем жестоком лице. Это литания страданий, Бартуза Нарек. Карта твоей боли. — Эльдрад покачал головой, почти удивляясь союзу, который пытался заключить. — Ты и в самом деле жуткий зверь.

Нарек взвесил его слова и, судя по выражению лица, признал их правоту.

— Теперь ближе к делу, ксенос.

Эльдрад, радуясь, что шлем скрывает его гневную гримасу, продолжил:

— Твой примитивный разум не способен постичь безграничность сплетений нитей судьбы, так что представь, что это бесчисленные узоры паутины, пересекающиеся и накладывающиеся друг на друга. Такой разум, как мой, способен влиять на эти сплетения, перерезая одни нити и оберегая другие. Группа существ, Кабал, куда входят и мои сородичи, и… более древние создания, ищет способы манипулировать судьбой. Больше того, в некоторых случаях им это удавалось. Я же хочу восстановить равновесие.

У них есть агенты, выдающиеся личности, способные обмануть судьбу. Своего рода бессмертные. Неубиваемые. Стойкие. Каждая нить судьбы, прикрепленная к таким существам, вибрирует. Ее колебания происходят настолько быстро, что даже для такого искушенного разума, как мой, нить становится неясной. Судьба буквально размывается. Я должен воспрепятствовать этой вибрации. Только так я могу восстановить истинный путь. А ты, Бартуза Нарек, — именно тот, кто мне нужен, чтобы успокоить нити судьбы, успокоить паутину.

— Убить этих бессмертных? — переспросил Нарек. — Как? Если они таковы, как ты говоришь, как может кто–либо, даже столь искушенный в убийствах, как я, прикончить их?

Он казался расстроенным и даже слегка растерянным.

Свет вспыхнул. От доспехов Нарека потянулись тонкие струйки дыма.

— Что за… — начал он.

Вдалеке, в сиянии золотого солнца, появилась фигура с пылающим мечом и в короне из лавровых листьев.

Эльдрад улыбнулся, как улыбается хозяин своей гончей:

— Ты меня приятно удивляешь, Бартуза Нарек.

— Подожди, пока мы сойдемся лицом к лицу. Мне и раньше приходилось убивать колдунов — твоих сородичей и других. Никакой разницы. Кто–то воспользуется фульгуритом: или ты, или я.

Свет докатился до них, но не только свет, огонь тоже — вихрь пламени, поднятый солнцем.

— Ты — поразительное существо, Бартуза Нарек, — спокойно произнес Эльдрад. — Может, и так, только он подчиняется не каждому.

— Это доказывает божественность Императора!