— Они заставили старателей строить тюрьмы и каторги и бросали в них непокорных...
— Верно! — с глубоким вздохом вырвалось у Педорина.
— Старатель строил большие дома, — продолжал Усольцев, рукою показывая на прииск. — Он возводил мраморные дворцы с паркетными полами, лепными потолками и люстрами. Он творил и любовался своим прекрасным творением и был полон радостной гордости! Он строил огромные океанские теплоходы с ресторанами и даже садами, с ваннами и каютами, убранными бархатом и коврами, а сам ездил в трюмах на дне парохода. Он создавал санатории и курорты, а сам подыхал от чахотки и ревматизма...
Усольцев встретился с широко открытыми глазами Зверева и, захлестнутый передавшимся ему волнением, побледнел сам и цепко схватился за перила трибуны.
— Варвары! — крикнул он в тяжелую тишину. — Они снова точат ножи и вяжут петли на наши шеи! Они засылают к нам шпионов и убийц!
Георгий Степанович, уныло стоявший в задних рядах старателей, вдруг вздрогнул и попятился, озираясь.
— Кр-руш-ши и-их! — вдруг выбросив кулаки и потрясая ими, на всю долину вне себя закричал Зверев.
Через час, взволнованные речами и пением «Интернационала», старатели разошлись по своим артелям, бригадам и столам.
На полянах и столах развернулись полога и скатерти с закусками и бутылками, убранными зеленью и цветами.
Но пира никто не начинал. Старатели послали своих старшинок за директором и парторгом и без них не хотели ни наливать в стаканы, ни закусывать.
Наталью Захаровну, Усольцева и Терентия Семеновича окружили человек пятьдесят старательских старшинок и наперебой зазывали в свои артели, хвастаясь своими героями-старателями и ударной работой. Не обладая особенным красноречием, Булыжиха кричала простуженным голосом:
— Ну, айдате!.. Не слушайте их, хвастунов. Я вот турну их отсюда...
От коллектива «Сухой» пришли звать четверо — Данила, Костя, Чи-Фу и Афанас.
Но тут старшинок растолкал дедушка Мартынов. Он сам пробрался к Свиридовой и Усольцеву, молча по очереди обнял и поцеловал в губы. Потом он взял у подскочившего цыгана бутылку сладкого вина, налил в стаканы и подал.
— Вот вам от всех старателей... Пейте...
Наталья Захаровна взяла стакан и, наклонившись, растроганно поцеловала дедушкину руку, сухую, морщинистую и скрюченную от ревматизма.
У дедушки защекотало в носу, он засопел и, отвернувшись, взялся за плечо цыгана и ушел с ним к своей артели.
Свиридова, Усольцев и Терентий Семенович поднялись на трибуну.
Старшинки сейчас же поспешно разошлись по своим артелям.
И все старательские кружки наполнились вином.
И когда Свиридова, подойдя к перилам, подняла стакан над головою, все старатели встали с кружками и чашками в руках.
— За советскую власть! — громко крикнула Свиридова.
— Ур-ра-а! — взмахивая руками, закричали старатели.
И начался пир.
Свиридова, Усольцев и Терентий Семенович прошли к коллективу «Сухой». Старатели-жмаевцы ожидали их. Настенька встревоженно и ревниво следила за ними, поджидая, когда они взглянут на стол и какое произведет он впечатление на них.
На столах стояли бутылки — кагор, портвейн, коньяк, спирт и всевозможные домашние наливки и настойки. На тарелках лежали жаренные в сметане маслята, свежепросольные и Маринованные грузди, зажаренные, зачесноченные стегна диких коз, котлеты, пирожки с брусникой, брусника моченая с сахаром, черника и голубика, заквашенный лук. Стояли кринки с топленым молоком, ушаты знаменитого Настенькиного ядреного кваса.
Данила усадил Свиридову, Усольцева и Терентия Семеновича. Афанас Педорин передал Петьку Елизаровне и поднялся.
Афанас был в новой сатиновой рубахе, выбрит, а волосы смазаны топленым маслом. Он сегодня, как старейший, должен был открыть пирушку.
Он мигнул Матвею Сверкунову, и оба старика, хитро улыбаясь, потому что было это сюрпризом, слаженно запели старинную старательдкую застольную:
Закончив, они важно раскланялись сначала с Настенькой, потом с гостями и затем со всеми старателями.
Настенька вскочила с места, взяла бутылку вина и налила гостям. Афанас, Сверкунов и Данила налили остальным. Весело зазвенели стаканы, и «Сухая» тоже вступила в пир.
Через полчаса в Чингароке стоял несусветный галдеж.
Старатели артелями ходили друг к другу в гости, угощались, говорили тосты, речи, и все смеялись, хвастались, что они киты, на которых стоит мир.
Щаплыгин с рюмкой в руке вертелся возле женщин и, покачиваясь, блаженно улыбаясь, тоненько выводил, прищуривая свои голубые масляные глазки, все одну и ту же песню:
— Вот жена-то тебя опять поцелует! — кричали, смеясь, старатели.
А он, блаженно улыбаясь, заломил свою бескозырку набекрень и, расплескивая из рюмки, тянул: