Старатели

Острое шило, царапнув бедро Афанаса, мягко воткнулось в доску скамьи и пришпилило к ней Педорина, проколов спецовку, старательский трехметровый ситцевый пояс, шаровары и рубашку. Почерневший Педорин лихорадочно схватил шило, но оно выскользнуло из рук. Старик замахнулся вторично, но Педорин поймал руку китайца и отвел от живота, уколовшись о шило другим бедром.

Китаец бил ногами, головой, кусался. Педорин не мог вырвать у него шило. Тогда свободной правой рукой он сдавил горло старику, и тот, высунув синеющий язык, выронил шило на пол. Афанас поднял китайца в охапку и посадил на лавку.

Педорин дрожащими руками взял шило. Китаец хрипло дышал. Не поднимая со стола головы, он смотрел на Педорина заслезившимися и ненавидящими глазами. Педорин шилом отковырнул из паза глиняную замазку и вытащил из дыры трубку и чулочно-вязальную спицу — принадлежности опиокурения.

— Где опиум? — спросил Педорин.

Старик трясущейся рукой схватил со стола коробку с солью и стал подниматься.

— Дай это! — хватая соль, крикнул Педорин.

Из коробки высыпалась на стол грязная соль и вместе с нею десяток порций завернутого в бумажки опиума. Китаец с тоской посмотрел на дверь.

— Не смотри, не убежишь, — сказал Педорин, щупая саднившие и мокрые от крови бедра. — Где еще опиум?

Контрабандист глазами показал на рассыпанные порции.

— Золото где?

Старик молча положил голову на стол и устало закрыл глаза.

Педорин засунул руку в карман шаровар, пощупал бедро и, увидев на руке кровь, в бешенстве кинулся на контрабандиста, вертя перед его глазами острое шило:

— У-бью!.. Говори!

Контрабандист, не поднимая головы, глухо сказал:

— Печка... дальняя сторона.

— Иди достань! — приказал Педорин.

Старик поднялся и, волоча ноги, полез в печку: В это время в дверь постучали. Педорин на носках подошел к двери, отодвинул засов и, быстро распахнув ее, схватил за грудь русского крепкого мужчину.

Угрожая шилом обомлевшему от неожиданности человеку, втолкнул его в фанзу.

— Руки! — крикнул Педорин.

Человек поднял руки вверх.

Педорин вытащил из кармана его револьвер, а с пояса вместе с ремнем снял нож. Зайдя за спину, Педорин своей опояской связал ему руки.

— Ложись на пол вниз мордой! — крикнул он.

Человек послушно лег. Педорин снял с него кепку, засунул ему в рот.

Подойдя к печке, Афанас дернул контрабандиста за ногу.

— Ну, ты скоро?

— Нету еще. Много надо копайла. Далеко ложил, — из печки ответил ему китаец.

— Вылезай!..

Педорин почти выдернул его за ноги и, встряхнув, прижал к стене. Контрабандист увидел лежавшего, подумал, что он убит, и сразу обмяк.

— На дволе надо ходи.

— Ну, иди, давай...

Они вышли на двор. Контрабандист прошел к мусорной яме, огороженной сучьями, и вытащил бутылку золота из густой черной грязи.

— Надо фанза ходи, — сказал китаец, — печку копайла... — и, вдруг отскочив, вскрикнул:

— Бен!..

Педорин кинулся было к старику, но увидел прицелившегося в него очкастого щуплого корейца и, не думая, бросил в него бутылку.

Бутылка ударила корейца по лицу, и он, выстрелив в воздух, упал на землю.

Контрабандист не по-стариковски быстро бросился бежать в калитку и в самом отворе ее с разбегу попал в объятия Ли Чан-чу.

На выстрел прибежали люди. Они помогли Ли Чан-чу скрутить отчаянно бившегося старика, окружили ослепленного корейца и вошли в фанзу.

Афанас Педорин обессиленно сел на землю, положил шило и браунинг и устало сказал:

— Не могу... Пристал я...

Его подняли. Женщины подали ему воды.

Вскоре толпа старателей, окружив захваченных контрабандистов, двинулась к конторе. Впереди, морщась от боли в проколотом бедре, брел Педорин. Через плечо он перекинул узел с бережно собранным вместе с землею и осколками бутылки золотом, длинное шило и браунинг. Старый контрабандист прикованно смотрел на этот узел.

Русский трусливо озирался. Старатели брезгливо отворачивались от него.

За русским усталой, но независимой походкой шел Бен. Низко опустив окровавленную голову, он разглядывал старателей, видимо на что-то надеясь. Этот взгляд перехватил Ли Чан-чу и, подскочив к Бену, закричал:

— Епонка, епонка это! Империализа!..

Ли Чан-чу бросился на Бена с кулаками, но старатели оттащили его.

В кассе Ли Чан-чу потребовал директора и Зюка. Ли Чан-чу не хотел так сдавать золото. Он заявил, что сдаст золото при условии, если «инженерка Зюка не будет взрывать хороших четырех люди». Ни крики, ни увещевания не действовали на Ли Чан-чу. Он цепко держал узел с золотом. Золотоприемщик по телефону обыскал прииск и уже в сумерках подал Ли Чан-чу трубку, велел слушать. Ли Чан-чу отрицательно покачал головой.

— Усольцев хочет с тобой говорить! — рассерженно крикнул ему кассир.

Ли Чан-чу недоверчиво нагнулся к трубке и, услышав голос Усольцева, изумленно поднял брови. Что говорил ему Усольцев, он не все разобрал, но для него было достаточно, что сам «секретарь коммуниза» просит его сдать золото.

12

Шли шестые сутки...