Старчество в годы гонений. Преподобномученик Игнатий (Лебедев) и его духовная семья

Назидание своего первого духовного отца, архимандрита Варсонофия, батюшка и позднее часто поминал, когда учил своих духовных детей, как следить за помыслами. «А в какой день ничего не запомнишь за собой – так и напиши: простите, не последила за собой. Меня так в Казани учили», – говаривал батюшка.

Стремление осуществить на деле желание своего сердца было так велико у Александра Александровича, что в этот же период он ездил в Зосимову пустынь к отцу Герману с просьбой о принятии его в число братии. Старец не отказал исполнить в дальнейшем желание юноши, но счел нужным для него сначала окончить институт. За послушание старцу, имея надежду, что он будет в числе братства Зосимовой пустыни, Александр Александрович возвратился в Казань и оканчивал курс наук в ветеринарном институте до 1908 года.

Оглядываясь на период казанской жизни батюшки, хочется дать должную оценку тому, что приобрел он за этот период и какое значение для его дальнейшей жизни имела Казань. Мы уже говорили, что Духовная семинария и полученное в ней образование не удовлетворяли Александра Александровича. Он стремился к приобретению точных знаний, к расширению своего кругозора, почему и избрал для себя поступление в ветеринарный институт. Что же случилось уже на первом году его студенчества? Перейдя из Духовной семинарии и как бы уходя от наук духовных к наукам светским, он здесь, посреди мира, был призван всемогущим зовом Божиим, и тогда, когда ощутил этот зов в себе, уже не противился ему, но всецело покорился, даже имел намерение ускорить течение свое. Зов этот к Живому Богу в душе Александра Александровича был поддержан и укреплен мудрым руководством старца Гавриила и отца Варсонофия, зов этот окреп и превратился в намерение, воплотился в жизнь, стал выполняться на деле.

Здесь, в Казани, Александр Александрович приобрел и духовных друзей, с одним из которых, архиепископом Гурием, до последних дней сохранил близкие, даже трогательно-братские отношения. Другой из них, преподаватель Пермской Духовной семинарии так писал батюшке в одном из своих писем: «Вас же я никогда не забываю; Ваш образ всегда передо мной бывает, когда я вспоминаю невозвратное прошлое – светлые дни жития казанского». С такой теплотой спустя несколько лет вспоминал о Казани питомец казанский, как бы делом отмечая ту действенную духовную жизнь, которая была в тот период разлита в православной Казани под руководством старца схиархимандрита Гавриила.

Еще более ясно о том, что дала Казань, выражается сам батюшка в одном из своих писем к старцу Гавриилу, называя его «первым своим старцем, от которого получил самое понятие о монашеской жизни, чрез которого духовно возродился в иную жизнь и коим впервые напитался духовною пищею». Подробнее о том же пишет батюшка в другом своем письме к игумении Казанского монастыря: «Как Вам известно, начатки монашества и даже самое понятие о духовной жизни я получил в Казани, во дни моего студенчества. Батюшка отец Гавриил, матушка Аполлинария, батюшка отец Варсонофий – вот мои земные руководители и наставники, а невидимые и небесные наставники были и есть Царица Небесная, ко святой иконе Которой – Казанской – я всегда имею особую любовь и во дни казанского жития всегда притекал; затем святитель Варсонофий, святая обитель которого была для меня как бы домом для души и тела моего. В храме у святых мощей его я пережил лучшие часы и минуты моей жизни, которые не знаю, когда повторятся, службы в сей обители, за которыми я постоянно бывал, это было воспитание моей души, ея трапеза; при одном воспоминании о них я и сейчас еще чувствую как бы некоторую духовную сытость, так оне напитали меня! Еще притекал я за помощию и к святителю Гурию. Вот с кем главным образом и каким духовным родством связана душа моя в богоспасаемом граде Казани».

Мало что можно дополнить к этим строкам, писанным скорее сердцем, нежели чернилами, да, кажется, лучше и не выразить состояние души и духовный восторг Александра Александровича за эти годы казанской жизни.

Но кроме того, что батюшка был призван к монашеству в Казани, кроме того, что он укрепился и возрос здесь в намерении своем, кроме этого из Казани он унес и то, что стало его достоянием на всю жизнь, – это была взращенная в его сердце любовь к старческому руководству. Не случайно поэтому именно в Зосимову пустынь, где было насаждено старчество, и устремился дух молодого ревнителя древней красоты иноческой жизни – старческого окормления.

III. Зосимова пустынь

Имже образом желает елень на источники водный, сице желает душа моя к Тебе, Боже.

Возжада душа моя к Богу крепкому, живому, когда прииду и явлюся лицу Божию.

Пс 41:2–3