Читаем Старейшее жизнеописание Спинозы полностью

Номинальная схожесть спинозовской и схоластической дефиниций субстанции — как вещи, существующей в себе или посредством себя, — не должна вводить в заблуждение. Это разные логические категории, несмотря на то, что внешне они выглядят похожими, как близнецы. Выражение «бытие в себе» скрывает у Спинозы (и его предшественников — Прокла, Августина, Суареса) совершенно иной смысл, нежели у последователей Аристотеля.

Понятие модуса у Спинозы претерпевает еще более заметное превращение. Декарт называл «модусами» все свойства вещи, которые не принадлежат к ее сущности (существенные, то есть неотъемлемые и неизменные, свойства субстанции он именовал «атрибутами»). Модусы привносят в субстанцию разнообразные «оттенки», которые могут меняться, не разрушая субстанцию вещи [С 1, 336]. К примеру, сущность телесной субстанции Декарт усматривает в протяженности в длину, ширину и глубину, а фигуру и движение считает ее модусами. Спиноза же распространяет категорию модуса на все сущее в ином, включая и сущности вещей. В действительности существует только субстанция и ее состояния (модусы), постулирует он. Субстанция представляет собой единую для всего существующего действующую причину, а модусы суть действия этой причины.

Модусы Спинозы не имеют ничего общего с акциденциями схоластиков (хотя номинально дефиниция модуса как «состояния субстанции, или того, что существует в ином и понимается посредством этого иного» [Eth1 df5], мало чем отличается от схоластических определений акциденции). Это признает даже Гарри Вульфсон[648], считающий «Этику» едва ли не компиляцией схоластических сумм. Слово «accidens» (случайное) выглядит явно неуместным, если сущее делится на причину и действие. Действие никак нельзя назвать «случайным», коль скоро оно имеет необходимо существующую причину.

Еще более важное отличие спинозовского модуса от акциденции заключается в том, что модус является выражением сущности субстанции, тогда как акциденция есть нечто несущественное для субстанции (сущность субстанции традиционная логика выражает в категориях рода и видового отличия). Субстанция Спинозы не может существовать без модусов — ибо не бывает причины без действия.

Верно ли это? Кажется, Спиноза утверждает обратное, когда определяет субстанцию как «то, что существует в себе и понимается посредством себя» [Eth1 df3]. Не значит ли это «в себе и посредством себя», что субстанция должна существовать независимо от модусов? Нет, ведь модусы не просто суть нечто «иное» по отношению к субстанции, они — ее собственное инобытие. Без своих модусов субстанция — ничто, бездействующая причина.

Субстанция Спинозы существует в себе не потому, что она обладает «отдельным» (от всех иных вещей) существованием, а потому, что она, в отличие от модусов, содержит в себе все существующее[649]. И всякое действие на себя субстанция совершает не иначе, как через посредство собственных модусов-состояний, вследствие чего

«в том же смысле, в каком Бог называется причиной себя, он должен называться и причиной всех вещей» [Eth1 pr25 sch].

Бытие в себе Бога означает бытие посредством своего иного — модусов, создавая которые, Бог создает не что иное, как самого себя. Выражаясь гегелевским слогом, этот Бог есть конкретное тождество себя и своего иного: в своем инобытии он остается у себя самого.

Доказательства существования Бога в «Этике»

Слова «existentia» и «substantia» происходят от одного и того же глагола «sto, stare» (стоять). Спиноза пользуется их родством, формулируя свой априорный аргумент в [Eth1 pr7]:

«Ad naturam substantiae pertinet existere».

«Природе субстанции присуще существовать», то есть природе того, что у-стойчиво, присуще вы-ставлять себя, выступать наружу, — так латинский язык передает коррелятивность категорий субстанции и существования.

Доказательство этой теоремы ведется следующим образом: субстанция не может иметь своею причиной какую-либо иную, отличную от нее вещь (это положение доказывается в предшествующей теореме); следовательно, субстанция — причина себя, то есть ее сущность заключает в себе существование. Спиноза даже не находит нужным придать этому «доказательству» формальные признаки умозаключения. Здесь просто постулируется логическое родство категорий субстанции и причины себя, ничего более.

Детальнее суть дела излагается в [Eth1 prl1], гласящей, что «Бог… необходимо существует». К этой теореме прилагаются сразу три доказательства и пространная схолия. Доказательство первое отсылает к [Eth 1 pr7] и имеет чисто формальное значение. Доказательство второе ведется «от противного»:

«Ни в Боге, ни вне Бога нет основания или причины, которая уничтожала бы его существование, и потому Бог необходимо существует».

Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии