Что касается Гегеля, то источник его недовольства спинозовской версией единства субстанции лежит почти на поверхности. Спиноза признает равноправие
атрибутов протяжения и мышления в отношении к Богу. Всякий атрибут выражает всю без остатка сущность Бога. Мышление в этом смысле ничуть не лучше и не хуже протяжения. Бог Спинозы, по словам Гегеля, содержит мышление «лишь в его единстве с протяжением, то есть содержит его не как отделяющее себя от протяжения»; тогда как Гегель, держась христианской богословской традиции, предлагает понимать Бога как чистый дух[711]. В этом он солидарен с Декартом.Каким образом Спиноза приходит к мысли о единстве Природы? — спрашивает далее Гегель, указывая на то, что «субстанция принимается Спинозой непосредственно, без предшествующего диалектического опосредствования.!.»[712]
Гегель хочет знать, как возникает в мышлении идея субстанции, единой для всего сущего (в его «Логике» ей предшествует длинный ряд иных категорий мышления).Однако для Спинозы интеллект есть
не что иное, как идея субстанции, и первый, непосредственный модус мыслящей субстанции. Поэтому идея субстанции оказывается в его философии первичным состоянием мышления:«Наш дух… должен вывести все свои идеи из той, которая выражает начало и исток всей Природы, чтобы сама [эта идея] так же явилась истоком всех прочих идей» [TIE, 13].
Идею субстанции нельзя вывести из какой-либо другой идеи, да и не надо этого делать, ибо нарушился бы порядок вещей в Природе.
«Божественную природу, которая раньше всего должна была бы рассматриваться, ибо она первична (prior est) как в познании, так и в природе, поставили в порядке познания последней…», —
осуждает Спиноза сенсуалистов [Eth2 pr10 sch].
Наряду с категорией единства (тождества различенного) у Спинозы сохраняется и категория непосредственного тождества.
К услугам последней он прибегает, когда утверждает, что одно и то же (unum et idem) есть существование Бога и его сущность [Eth1 pr20], воля и интеллект [Eth2 pr49 сог], или когда соединяет слова «Бог», «Природа» и «субстанция» союзом «или» (seu, sive). Категория непосредственного тождества применяется для того, чтобы показать, что за номинальным различием скрывается одна и та же вещь.В [Eth1 pr19] Спиноза ставит знак равенства между единством Бога и множеством всех его атрибутов: «Бог, или все атрибуты Бога (Deus, sive omnia Dei attributa)». Противоположность категорий единства и множества в понятии Бога оказывается снятой. У Спинозы многообразие существует внутри
единого, а не по ту сторону единого, как у Парменида и мистиков. Это различие прекрасно показал еще Лев Робинсон:«Бесчисленные атрибуты составляют
божественную субстанцию, без остатка исчерпывают ее сущность и бытие… Спиноза не знает абсолюта, возвышающегося над царством разнородного, однородной основы многокачественного мира атрибутов. Царство бесконечно разнородного — атрибуты — и есть Бог»[713].В этом вся разница между рефлективной идеей субстанции у Спинозы и понятиями чистого бытия или абсолютного тождества.
Гегель упрекает Спинозу и в том, что тот не показывает, как различия атрибутов выводятся
из единой субстанции: «где именно субстанция переходит в атрибуты, этого Спиноза не говорит»[714]. Со своей стороны, Спиноза не считает возможным подобное выведение: никакого «перехода» или хотя бы реального различия между субстанцией и ее атрибутами нет. Порядок выведения категорий обязан повторять порядок причин и следствий в Природе, а субстанция — причина своих модусов, но не своих атрибутов. Поэтому бесконечное многообразие атрибутов с самого начала предполагается данным в единстве субстанции.Уже в начальной дефиниции Бога говорится, что он мыслится как «субстанция, состоящая (constans) из бесчисленных атрибутов» [Eth1 df6]. Атрибут определяется как «нечто конституирующее
сущность (essentiam constituens)» субстанции. Без атрибутов субстанция — это чистая абстракция, из них целиком складывается ее сущность, — по этой причине определения атрибутов невозможно логически вывести из понятия субстанции. Ибо за вычетом определений атрибутов у субстанции попросту нет никакого понятия.