Когда мы куда-нибудь шли, то у нас было заведено, чтобы один шел за другим на расстоянии пятнадцати — двадцати метров, дабы избегать празднословия и непрестанно творить молитву. Если случалось встретить кого-нибудь, мы приветствовали его поклоном, не вступая в разговор. Иногда попадались и любопытные. Они видели двух босых монахов, одетых в тряпье.
— Откуда вы? Куда идете? Не холодно босиком-то?
И так далее.
Старец — ни слова. Я же из чувства сожаления не мог не обменяться двумя — тремя словами.
Старец Иосиф (в центре) и отец Арсений (второй слева) с другими монахами в первые годы своих подвигов
Но потом Старец останавливал меня и спрашивал шутливым тоном:
— Что случилось, отец Арсений? Ты поисповедовал человека? Достоин он стать священником?
Таким обходным путем исправлял меня Старец».
— Хорошо, геронда, но разве другие отцы не понимали ваших подвигов?
— Старец скрывался, насколько это было в его силах. И конечно, мы немного прикидывались юродивыми, поэтому многие считали нас прельщенными.
Как-то раз мы отправились на один престольный праздник. После литургии весь народ пошел в трапезную. Последовали за ним и мы. Трапезник, едва завидев, что мы босые и в лохмотьях, тут же поднял крик и выдворил нас. Мы ушли, не проронив ни слова. Тогда нас догнал какой-то незнакомец, привел в комнату, и мы поели от всего, что было на трапезе.
«Послушание лучше жертвы»
Как я писал вначале, эти два атлета были как одно тело и как бы дополняли один другого. В телесных трудах наиболее преуспевал, конечно, отец Арсений.
После многочасового ночного бдения Великий Старец занимался рукоделием, изготавливая простые маленькие крестики, а отец Арсений по большей части следил за внешними работами по дому, за фундаментом, за всем. Также он нередко спускался к пристани[45]
, чтобы забрать шестьдесят — семьдесят килограммов груза не столько для себя, сколько для других престарелых монахов. Это тоже входило в его обязанности.Что же касается бдения, то на протяжении многих лет он и не помышлял о том, чтобы посидеть во время бдения или сделать меньше трех тысяч поклонов. Также на протяжении многих лет подвижники не ложились в кровать, как пишет в своих письмах отец Иосиф.
«Но в конце, — говорит отец Арсений, — эту нашу крайность исправили монахини. Старец выезжал с Афона для духовной поддержки монастырей. В одном женском монастыре сестры убедились, что какой они застилали кровать с вечера, такой и находили ее утром. Дошло это до игумении. Подзывает она Старца и говорит ему:
— Умеешь ли ты слушаться?
— Умею.
— Так вот, с сегодняшнего дня, когда отдыхаешь, будешь ложиться в постель.
Старец оказался в затруднительном положении, но — сотворил послушание. Впервые он лег в постель и, когда проснулся, почувствовал такой прилив сил, такую ясность ума, что уразумел слова Писания:
— Отец Арсений, с сегодняшнего дня мы будем отдыхать на своих деревянных ложах.
И я без прекословия ответил:
Буди благословенно[47]
».Доброе расположение и благословение Старца
«Многие перебывали у нас, но мало осталось. Сурова была наша жизнь. Но, несмотря на это, они брали у Старца некоторые уроки и шли туда, где могли жить. “Лучше жить в послушании, которое безопасно, и иметь смиренный помысл”».
— Геронда, после столь трудного бдения как мог ты подниматься в такую крутую гору?
— У меня от природы крепкое телосложение. Но вообще, когда послушник имеет веру в благословение старца, то может свернуть горы. Часто, взяв груз, превышавший мои силы, я падал на колени. Но, когда я крестился и призывал благословение Старца, груз начинал уменьшать свой вес, меня как будто кто-то подталкивал, и я взлетал птичкой, непрестанно творя молитву. Однажды Старец, уезжая в мир, говорит мне: «Отец Арсений, я вернусь дней через пятнадцать и привезу с собой много вещей. Когда услышишь гудок корабля, спускайся вниз». — «Буди благословенно».
Когда Старец уехал, я подумал: «Теперь, Арсений, когда ты один, не затянуть ли тебе покрепче пояс?». Совершая всенощное бдение, целую неделю я не брал ничего в рот, говоря: «Нескоро еще приедет Старец». Но гудок корабля я услышал на неделю раньше. Старец приехал. Я тотчас поспешил вниз и поднял около семидесяти килограммов, положил Старцу поклон и взлетел, подобно птичке.
— Геронда, там, наверху, где вы брали воду[48]
?