После преподобнической кончины старца Иосифа отец Феофилакт, не знаю как, чувствовал, когда кто-то нуждался в помощи, каждое лето приезжал на Пелопоннес и втихую помогал как монастырям, так и многим людям. Только одно его смиренное присутствие было живой проповедью. Когда мы уходили из Нового Скита, старец Арсений очень просил его уйти с нами. Но, несмотря на свою глубокую старость, он предпочел остаться в своей келии, пока не лишился зрения. С того времени за ним до самой его кончины в 1986 году ухаживали его соседи — благочестивое братство авраамеев.
Благословение его да пребудет с нами.
Отец Феофилакт, когда присоединился к нам как один из наших братий в 1953 году, приходил в Малую Анну из Нового Скита. Он из практических соображений предложил Старцу перебраться со всем братством в Новый Скит, в достаточно просторную келию святых Бессребреников. Святой старец Иосиф, всегда руководствовавшийся принципом «не отвергать и не принимать», согласился с отцом Феофилактом переехать в Новый Скит на несколько дней, для пробы.
И отцы скита, и кириархальный монастырь святого Павла Афонского встретили известие об их переезде с радостью и ликованием. Но, поскольку, с одной стороны, семь человек братства старца Иосифа теснились здесь в одной маленькой каливе, а с другой стороны, соседние келии располагались вплотную к ним, наши великие старцы почувствовали себя очень неуютно. Тогда отец Иосиф говорит отцу Арсению:
— Отец Арсений, здесь, куда мы пришли, и если кашлянешь, соседи услышат. Если же молиться вслух, плакать, то будешь совсем как на сцене театра.
— Да, — говорит отец Арсений, — у меня то же ощущение.
— Ну так вот, уведомь монастырь. Завтра мы уходим.
Заметьте, что тогда монастырь святого Павла был одной из лучших киновий Святой Горы и среди прочих украшали его такие люди, как игумен Серафим, иеромонах Андрей, впоследствии игумен монастыря, ученый благочестивый монах Феодосий и многие другие.
Игумен, едва узнав о намерении старца Иосифа уйти, созывает монастырский собор[92]
, который решает передать братству Старца часть скита: от скитской башни вниз до моря, с четырьмя келиями, находящимися на этой территории. Решение было принято срочно и сопровождалось теплой просьбой к Старцу принять это предложение.Два великих старца, обойдя место, оба убедились в том, что это то, что они искали.
На следующий же день братство переехало в новые подвижнические келии. А отец Афанасий поселился в каливе Благовещения Пресвятой Богородицы, в очень уединенном месте.
Отец Афанасий
Раз речь зашла об Афанасии, родном брате старца Иосифа, я полагаю, что несколько слов мы должны посвятить и ему.
В этой каливке отец Афанасий пробыл почти до самого конца своей жизни. Но при неожиданной перемене в его здоровье во сне ему явился его брат по плоти и старец по духу, как рассказывал мне сам отец Афанасий, и убеждал его перейти на дальнейшее жительство в монастырь Филофей.
И этот старчик тоже был украшен множеством добродетелей.
После своего отречения от мира он положил себе за строгое правило никогда не выезжать со Святой Горы, а также никогда не принимать квалифицированной врачебной помощи. Это он в точности сохранил до самой своей кончины.
Поселившись в скиту святого Василия, он взял на себя все внешние работы, освободив таким образом отца Арсения, который с тех пор ограничился лишь рукоделием. Отец же Афанасий часто ходил по монастырям, продавая рукоделие или обменивая его на необходимые для келии вещи, при этом часами нося тяжести на спине.
Но и позже, когда они поселились в Новом Скиту, он безвозмездно принял на себя обязанности, как он весело говорил, «осла», то есть послушание почтальона: ежедневно утром и в обед спускаясь на пристань и поднимаясь обратно, служил таким образом всем отцам.
По характеру он был всегда веселым, приятным в беседе, воздержным в пище, говорил полезные поучения, очень любил службы. В Новом Скиту он всегда приходил первым на общую молитву в кириакон, исполняя послушание уставщика. Несмотря на то что не был обучен музыке, он пел настолько мелодично и чисто, что производил впечатление даже на протопсалтов[93]
. Особенно это было заметно, когда он пел Божией Матери архангельскую песнь «Достойно есть».Все заставшие его вспоминают, что молитва и славословие никогда не сходили с его уст.
Кто бы с ним ни здоровался, даже если это был и незнакомый ему человек, всем на приветствие он отвечал глубоким поклоном, стараясь облобызать руку встретившегося, хотя тот мог быть и простым мирянином.
В монастыре Филофей он прожил последние два — три года своей жизни, послужив образцом и примером для юной братии. И здесь он снова, насколько позволяли ему силы, был первым на общих службах.