Старец Горы

– Сегюр полагает, и я с ним в этом согласен, что брак благородного Болдуина с Констанцией может снять если не все, то очень многие проблемы.

Филипп уважал свою дочь, женщину хоть и своенравную, но умную. Констанция уже перешагнула рубеж двадцатилетия, но пока пребывала в девичестве, к недоумению окружающих. Дочь короля Филиппа вряд ли можно было назвать красавицей, но и уродиной она не была. К ее недостаткам можно отнести разве что полноту, но и эта полнота не казалась чрезмерной. Претендентов на руку благородной Констанции хватало, благо за ней давали хорошее приданное, но, к сожалению, не один из них не приглянулся капризной девственнице. В последнее время в королевском окружении поговаривали о желании Констанции уйти в монастырь, но Филипп на эти слухи не обращал внимания, полагая, что его дочь слишком привязана к светским удовольствиям, чтобы найти утешение в религии.

– Если ты пожелаешь, благородный Филипп, то я поговорю с Констанцией по поводу этого брака. Мне кажется, что для нее наступила пора определиться с выбором.

– Не возражаю, – кивнул король. – Но постарайся при этом не обидеть сестру.

Брак Констанции с Боэмундом мог оказаться выгодным для Филиппа во многих отношениях. Во-первых, он без больших для себя затрат выказывал поддержку делу защиты Гроба Господня, о котором так хлопотал папа Пасхалий. Во-вторых, у него появлялся вполне пристойный предлог, дабы отказать Пьеру де Рошфору, уже намекавшему королю на возможность брака Констанции со своим младшим братом Рене. Филипп благоволил к другу своей юности, благородному Пьеру, не раз выручавшему его в стесненных обстоятельствах, но все-таки полагал, что чрезмерное усиление семьи Рошфоров вызовет справедливое недовольство среди баронов и приведет к ослаблению власти короля. Филипп уже и без того пошел навстречу Пьеру, когда согласился на брак своего сына и наследника с его дочерью Люсьеной, о которой, к слову, ходили сомнительные слухи. Впрочем, Адам Сен-Жерменский клятвенно заверил короля в чистоте и непорочности благородной Люсьены, и Филипп поверил ему на слово, хотя, разумеется, знал о тесной связи лукавого аббата с партией Рошфоров. Дабы сохранить равновесие в своем окружении, король в последнее время стал выказывать расположение графу Эсташу де Гарланду, человеку ловкому, остроумному и беспринципному. Благородный Эсташ за короткий собрал вокруг себя всех недругов всесильных Рошфоров, и их голоса все громче звучали в свите короля. Филиппу вражда Рошфора и Горланда была только на руку, ибо боролись они не против короля, а за его благосклонность, укрепляя тем самым пошатнувшийся трон.

– Пригласи ко мне благородного Пьера, – приказал Филипп слуге, крутившемуся вокруг стола. Обычно король обедал с Бертрадой, но сегодня его невенчанная жена прихворнула, и Филипп решил изменить своей многолетней привычке. Зная о своей склонности к полноте, король обычно ограничивал себя в пище и старался не есть жирного мяса, а потому и обед его обычно состоял из овощей и фруктов, к которым Филипп питал пристрастие. В личные покои короля допускались немногие, но Пьер де Рошфор как раз и принадлежал к числу этих счастливцев. Впрочем, никаких новомодных изысков король себе не позволял не только в одежде, но и в убранстве помещений. Его личные покои были обставлены с простотой, свойственной предкам. Два деревянных кресла, две широкие лавки у стен, большой шкаф для одежды, сундук, где хранилась драгоценная посуда, ну и неизменные гобелены на стенах, спасавшие зимой от холода, а весной и осенью от сырости. В последнее время стены донжонов и паласов стали отделывать деревом, но до Парижа это нововведение еще не добралось. Отец Филиппа благородный Генрих всю свою жизнь прожил в донжоне королевского замка, а трехэтажный палас, в котором сейчас обитала королевская семья, построили уже после его смерти стараниями матери Филиппа благородной Анны.

Пьер де Рошфор был далеко уже немолодым человеком, недавно ему перевалило за пятьдесят, но держался он подчеркнуто прямо, храня достоинство владетельного барона. Его земли прилегали к королевскому домену, и в силу этой причины Рошфоры вот уже на протяжении многих поколений являлись верными вассалами французских государей. Красотой благородный Пьер не блистал даже в годы молодые, а потому, в отличие от своего друга Филиппа, не пользовался благосклонностью женщин. Возможно, это обстоятельство и отразилось, в конце концов, на характере Рошфора, который с годами становился все более желчным и склочным. Разлитие желчи не могло не повлиять на цвет его лица, приобретшего желтоватый оттенок. Что, естественно, не прибавило Пьеру привлекательности. По виду он выглядел старше короля, хотя был на три года моложе. Впрочем, Филипп за долгие годы настолько привык к Рошфору, что уже не обращал внимания на его недостатки.