Старец Горы

Благородный Бертран, разумеется, понимал, куда клонит его сиятельный собеседник, но сказать твердое «нет» соблазнителю, у него не хватило духу. Новый граф Тулузский на Востоке был новичком, и очень опасался, что его претензии не будут приняты в расчет тамошними старожилами. К тому же склонялись и его советчики в лице барона Огюста де Авена и шевалье Гаспара де Теленьи. Дабы чувствовать себя уверенно в переговорах с графом Серданским и Танкредом следовало заручиться поддержкой Алексея Комнина, как в свое время это сделал благородный Раймунд Сен-Жилль. Во сколько обошлось византийской казне прозрение шевалье его свиты, граф Тулузский не знал, зато сам он сорвал за оммаж с Алексея Комнина весьма приличную сумму, да к тому же получил право именоваться легатом императора на завоеванных крестоносцами землях. Одно только огорчало благородного Бернара, когда он покидал гостеприимный Константинополь, – сиятельная Зоя, столь щедрая на авансы, оказалась скупой на ласки. И единственное, чего граф сумел от нее добиться, это дружеский поцелуй в лоб – на счастье.

В Антиохии графа Тулузского поначалу встретили не менее тепло, чем в Константинополе. Благородный Танкред, красивый породистый мужчина лет тридцати, прижал благородного Бернара к груди и заверил в своей искренней симпатии. А уж пир, который он закатил в честь сына и наследника героя крестового похода Раймунда Сен-Жилля, и вовсе поверг провансальцев в изумление. Антиохия оказалась богатейшим городом, если и уступающим размерами столице Византии, то очень и очень немного. Да и свита благородного Танкреда отличался такой пышностью, что грозила затмить собой синклит Алексея Комнина. Особый блеск двору правителя Антиохии придавали благородные дамы, которые в отличие от византиек не прятались за спинами мужчин, а откровенно удивляли мир своей почти неземной красотой. Каирские шелка столь соблазнительно обтягивали их формы, что у несчастных провансальцев перехватывало дух. В Европе одежда женщин мало в чем отличалась от мужской, но антиохийские дамы внесли в нее приятное глазу разнообразие. Котты они подпоясывали гораздо выше талии, а разрезы на их блио едва не достигали бедра. Шоссы, по случаю стоящей в Сирии жары, они не носили вовсе, чем повергали в смущение гостей, не привыкших к виду обнаженных ног.

– Закрой рот, – настоятельно посоветовал графскому отпрыску шевалье де Теленьи. Благородный Понс столь ошалело пялился на прекрасную баронессу де Руси, что заслужил насмешливый взгляд благородной Адели.

– Какая женщина! – ахнул Огюст де Авен, стоявший по левую руку от Гаспара.

– Ты лучше посмотри, какие на них меха! – хмыкнул Теленьи. – Мне таких роскошных пелисонов видеть не доводилось.

Пелисоны, да еще обшитые мехом, в жарком сирийском климате являлись скорее обузой, но в данном случае речь шла не об удобствах, а о престиже. Благородные шевалье и благородные дамы просто не могли явиться ко двору в одних блио, это мгновенно бы вызвало осуждение и пересуды. А мех животных был столь же важным атрибутом знатного лица как и золотые украшения. Впрочем, по части украшений двор благородного Танкреда мог поспорить с императорским, во всяком случае, бриллиантов и изумрудов такой величины и отделки провансальцы не видели даже в Византии.

– Блондинка с зелеными глазами – это Милица, жена благородного Алдара, сенешаля замка Ульбаш, лучшего, пожалуй, в Северной Сирии, – пояснил Теленьи шевалье Томас де Марль, с которым Гаспар успел уже почти подружиться. Благо Томас неплохо говорил не только по латыни, но и на провансальском языке. Да и возрастом он недалеко ушел от двадцатипятилетнего Теленьи.

– А вторая?

– Блондинка с голубыми глазами – это благородная Марьица, правнучка византийского императора, дочь герцога Руси и жена благородного Венцелина фон Рюстова, одного из самых доблестных рыцарей Востока.

– Ты имеешь в виду того чернявого красавчика, который крутится у ее подола?

– Чернявого красавчика зовут Бернар де Сен-Валье, – усмехнулся Томас. – Редкостный головорез, даже для наших склонных к насилию мест. Ходят слухи, что именно он вогнал свой меч в грудь Даншименда Мосульского, разгромившего крестоносцев под Констанмом и Иконием. А произошло это на улицах Багдада едва ли не на глазах самого халифа.

– Быть того не может! – ахнул впечатлительный Понс.

– На вашем месте, шевалье, я бы соблюдал осторожность, хотя бы поначалу, дабы случайно не угодить в неловкое положение.

– Ты намекаешь на ревнивых мужей, шевалье де Марль? – полюбопытствовал Теленьи.

– Не мне, конечно, порочить благородных дам, но ходят слухи, что благородная Милица покорила сердце покойного Гуго Вермондуа не только красотой лица и тела, но и приворотным зельем.

– Она была любовницей благородного Гуго? – насторожился Огюст де Авен, внимательно слушавший Марля.

– И даже родила ему сына, – кивнул Томас. – Мальчику уже исполнилось восемь лет, и он обещает вырасти в отважного рыцаря.

– Бастард? – удивился Теленьи.