Старец Григорий Распутин и его поклонницы

— Вам нужно поближе познакомиться с последовательницами "пророка", — сказал я, — поближе сойтись с ними, — только тогда вы можете уяснить себе природу и характер их увлечения, их психологию.

— Я непременно сделаю это при первой возможности, — заметила г-жа Гончарова.

— Замечаете ли вы в Распутине способность к гипнозу? — спросил я свою собеседницу.

— Лично я не испытываю ни малейшего влияния "пророка" на мою волю. Между тем в моей жизни приходилось обращаться к гипнотизерам и в Москве, и в Петрограде, и тогда я довольно легко поддавалась влиянию гипноза.

Другой вопрос, который меня сильно интересовал; был вопрос об источниках существования Распутина, о его экономическом и материальном положении. Как известно, "пророк" не сеет, не жнет, но в житницу собирает. И собирает, можно сказать, чрезвычайно успешно.

Хозяйства он не ведет, никаким производительным трудом не занимается, никакого заработка, никакой службы у него нет. И тем не менее благосостояние его быстро растет, достаток и средства увеличиваются чуть ли не с каждым днем. Его дом в селе Покровском — полная чаша; комнаты устланы дорогими, прекрасными коврами; много ценных вещей… Откуда эти средства? Каким путем они притекают к нему?.. Говорят, все это — подарки высокопоставленных особ. Правда ли это?

Я полюбопытствовал узнать от Ксении Владимировны, не просил ли ее о чем-нибудь Распутин.

Нет, оказывается, не просил.

— Только раз как-то он сказал мне: "Вышей мне рубашку. Мне хочется иметь рубашку, вышитую твоими руками". Я ответила, что очень плохо вышиваю. Он сказал:

— Ничего, от тебя всякая будет хороша.

— А как держал себя "пророк" с вами во время последних свиданий? — спросил я.

— Несмотря на то, что наш разговор имел все время характер деловой беседы, "старец" от времени до времени все-таки возобновлял свои попытки "погладить" и "помассажировать" мои плечи и грудь, но, наученная опытом, я в тот же момент, при первых движениях его руки, давала ему быстрый и резкий отпор, после чего он съеживался, а в его глазах загорались злые огоньки.

В эти минуты я не раз отчетливо слышала, как он скрипел зубами.

— Вообще его обращение, его "ласки" возмущают меня. Они противны и непереносимы для меня. Но он явно не считается с моим негодованием, игнорирует его. В последний раз, — это было вчера, — когда я приехала к нему по его просьбе, он, видимо, был очень рад моему появлению. Но тотчас же после того, как я поздоровалась с ним, он вдруг выпалил:

— Поцелуй меня!

— Вы с ума сошли? С какой стати? Как вы смеете это говорить мне!

А он, как ни в чем не бывало, продолжает:

— Постой, постой… Ишь ты какая… Ну, ладно, коли ты не хочешь меня поцеловать, то давай я тебя поцелую. И наклоняется, чтобы поцеловать меня, тянется к губам. Я, конечно, отстраняюсь от него, но он все-таки успевает, хотя вскользь, прикоснуться своими губами к моему лицу… Отвращение!..

— По-видимому, Распутин не на шутку увлечен вами, — сказал я.

— Со своей стороны я ничего для этого не сделала и всего менее этого желаю.

— Конечно, это произошло помимо вашего желания… Помните, Тургенев говорил, что никто не увлекается так быстро, как бесстрастные люди… Вам предстоит нелегкий труд разобраться в этом диком конгломерате мистицизма, эротомании и политики, распутать этот клубок религиозных порывов и половых, сексуальных эмоций, переплетающихся с реакционными вожделениями и заданиями.

— Вчера, — говорила г-жа Гончарова, — он два раза сказал мне: "Полюбилась ты мне шибко…"

— Я сухо отвечала ему, что не понимаю его любви, не понимаю того влияния, какое он оказывает на людей, особенно на женщин, не понимаю, что находят в нем его почитательницы, которых я считаю психически больными и о которых я от души сожалею. Он выслушал меня и затем сказал:

— Все поймешь, Ксения, все тебе объясню… только приди ко мне ночью.

Я не верила своим ушам. Едва сдерживая себя, я сурово и строго спросила его:

— Вы, кажется, бредите?.. Что такое вы говорите? Как ночью?..

— Ну, вечерком, попозднее… так часиков в одиннадцать, — говорил Распутин. — А то днем-то все народ — мешают… не дают поговорить, в телефон звонят.

— Вы говорите вздор. В одиннадцать часов меня и родные не пустят.

— Ну, ладно, в десять, приходи в десять, только не раньше. Я буду ждать тебя в субботу, послезавтра, стало быть. Только смотри — беспременно приезжай.

Тогда я сказала, что я постараюсь приехать, если не встретится каких-нибудь препятствий.

Ксения Владимировна замолчала.

— Ну, и как же вы решаете теперь, — спросил я после некоторой паузы г-жу Гончарову, — поедите или не поедете завтра к "пророку"?

— Решила ехать, — сказала она. Я вопросительно поглядел на нее.