Старец Иероним, молчальник Эгинский

Они взяли такси и направились в сторону Тамбурьи. Остановились там, где указал о. Иероним, и позвонили в одну дверь. Когда они вошли внутрь, то увидели страшную картину: семья измучена бедностью, больной отец лежит на кровати, и нет у него денег на лекарства, крошечные дети, босые и голодные. Они пробыли у них недолго, а когда выходили на улицу, отец Иероним сказал своему другу:

— Если б я был на их месте, помог бы ты мне?

— Да, старче, конечно.

— Я очень тебя прошу взять заботу о них на себя. Считай, что делаешь это для меня. Это моя личная просьба.

— Хорошо, старче, буди благословенно.[2]

В тот же день вновь позвонили в дверь, и некий незнакомец (слуга Василиадиса) принес несколько сумок с продуктами и конверт с деньгами. Бедняки не могли понять, кто же эти незнакомцы, что с такой любовью заботятся о них.

Так всегда помогал о. Иероним: незаметно и скромно. Человеческая боль мучила его, поскольку он, посвятив свою жизнь Богу, не переставал сострадать и человеческому горю.

Большую заботу он проявлял и о своих соотечественниках, множество их, прибыв из Малой Азии измученными и нищими, голодало, не выдерживало нищеты и скорбей и приходило в отчаяние: одни находились на грани самоубийства, другие начинали пить. И сами страдали, и семьи их голодали и мучились. Отец Иероним всем им помогал советом, поднимал их настроение, укреплял веру и оказывал помощь, какую только мог. И лишь он узнавал, что где-то есть такие приунывшие страдальцы, спешил к ним и заботился о всех.

О множестве таких случаев рассказывают люди, получившие помощь от о. Иеронима. И, безусловно, о большей части их мы не знаем. Искренними свидетелями были вдовы и сироты, плакавшие на его похоронах, поскольку, как они говорили, они потеряли своего заступника. Отец Иероним действовал тайно. Он хотел только помочь страждущим телесно и душевно.

Заботясь о пастве, он не оставлял и своего духовного делания. Днем помогал людям, а ночью был истинным подвижником, погруженным в молитву. Он молился о своих грехах, о духовных чадах и о всем мире.

Его молитва не была сухой, она была частью его жизни. Как всегда, рассказывая о себе в третьем лице, он сказал как-то, что «некоторые люди, когда проводят немного времени без молитвы, не выдерживают. Те часы, какие они хотели бы провести в молитве, но не могут, для них кажутся мучительными».

Эти слова указывают нам на великую его любовь к Богу и сильное стремление соединиться с Ним в молитве.

В подтверждение наших слов приведем следующее: когда он подолгу разговаривал с посетителем, то после часа беседы вставал:

— Теперь идите немного пройдитесь, чтобы я отдохнул, я после вас позову. Монахиня, приготовь ему кофе и рахат-лукум.

Это было время его молитвенного общения с Богом, и о. Иероним не мог его перенести. И минут 15–20 добрая монахиня Евпраксия, как вторая Марфа, занималась угощением гостя, а старец погружался в молитву. И когда после короткого перерыва посетителя приглашали опять в келью, он видел, что лицо старца сияло «как лицо Ангела». И тотчас о. Иероним начинал беседовать о каком-либо вопросе, беспокоившем слушателя. Его молитва и слова имели явную силу и казалось, что все слышимое является не только плодом его собственного духовного опыта, но и внушением Духа Святого.

Упомяну здесь и о моем собственном опыте. После каждого посещения старца, каким бы измученным и подавленным я ни был, я всегда возвращался утешенным, словно меня ничто и не тревожило. И когда я шагал по тропинке, ведущей из его кельи в город, ощущал легкость: отпущение грехов и разных искушений, которые я ему открыл, а он, как любящий отец, взял на себя; я чувствовал это и телесно. Такова была сила его молитвы. Проблема его брата, его духовного сына становилась его собственной проблемой. Поэтому он нам часто говорил: «Когда я молюсь о своих братьях, то мое сердце обливается кровью из сочувствия к ним».

В 1927 году приехала на Эгину иммигрировавшая из Константинополя монахиня Евпраксия. Был обмен населением, и она должна была уехать из города еще в 1922 году. Но тетя старца, помогавшая ей, скрывала ее на протяжении пяти лет в своем доме. Она думала, что когда-нибудь обстановка улучшится и она сможет построить монастырь. Но надежды ее обманули. Монахиня Евпраксия уехала в Грецию, не зная, где находятся ее родственники или старец, на помощь которого она надеялась.

Когда она приехала в Афины, то узнала от каких-то своих знакомых, что старец живет на Эгине, и отправилась повидаться с ним. Поскольку она была бедной, неопытной и лишенной покровительства, старец хотел послать ее на время, до тех пор, пока она не выберет для себя монастырь, к родственникам. Монахиня Евпраксия слышала, что ее родные после обмена населением остановились в Фессалониках. Как добрый и любящий отец, он поехал с ней в Солунь. Они искали везде, подавали заявления в Красный Крест, публиковали объявления в газетах, но так никого и не нашли.

— Господь взвалил тебя на мои плечи, — сказал старец, и они вернулись на Эгину.