Старец Паисий Святогорец

Как-то раз мне довелось оказаться в роскошнейшем доме. Во время беседы хозяева сказали мне: "Мы живем прямо-таки в раю, а ведь другие люди так нуждаются". — "Вы живете в аду", — ответил им я. — "Безу́мне, в сию но́щь ду́шу твою́ истя́жут от тебе́"[133], — сказал Господь безумному богачу. Если бы Христос спросил меня: "Где тебе отвести место — в какой-нибудь темнице или же в доме, подобном этому", то я бы ответил: "В какой-нибудь мрачной темнице". Потому что темница пошла бы мне на пользу. Она напоминала бы мне о Христе, о святых мучениках, о подвижниках, скрывавшихся в "про́пастех земны́х"[134], она напоминала бы мне о монашеской жизни. Темница была бы немножко похожа и на мою келью, и я бы от этого радовался. А о чем напоминал бы мне ваш дом и какую пользу я получил бы от него? Поэтому темницы утешают меня много больше не только какого-нибудь мирского салона, но и прекрасно отделанной монашеской кельи. В тысячу раз лучше жить в тюрьме, чем в таком вот доме".

В другой раз я остановился в Афинах у своего друга, и он попросил меня встретиться с одним многодетным отцом, но только до рассвета, потому что в другое время тому было некогда. Пришел этот человек — радостный и непрестанно славословящий Бога. У него было много смирения и простоты, и он просил меня молиться о его семье. Этому брату было тридцать восемь лет, и он имел семерых детей. Дети, он с женой, плюс его родители — всего одиннадцать душ. Все они ютились в одной комнате. С присущей ему простотой он рассказывал: "Стоя-то мы помещаемся в комнате все, но вот когда ложимся спать, места не хватает — тесновато. Но сейчас, Слава Богу, сделали навес для кухни и стало полегче. Ведь у нас, отченька, есть и крыша над головой — другие-то вон и вовсе живут под открытым небом". Работал он гладильщиком в Пирее[135], а жил в Афинах и для того, чтобы быть на работе вовремя, выходил из дома затемно. От долгого стояния на ногах и сверхурочной работы у него образовалось варикозное расширение вен, причинявшее его ногам беспокойство. Но большая любовь к семье заставляла этого человека забывать о болячках и хворях. Вдобавок он то и дело себя укорял., говорил, что у него нет любви, что он не делает подобающих христианину добрых дел, и не мог нахвалиться на свою жену за то, что она делает добрые дела, заботится не только о детях, но и о свекре со свекровью, обстирывает живущих по соседству стариков, прибирается у них в домах и даже "супчик им варит!" Лицо этого доброго семьянина светилось от Благодати Божией. Он имел в себе Христа и был исполнен радости. И комнатенка, в которой они ютились, тоже была исполнена райской радости. Те, кто не имеет в себе Христа, будут исполнены душевной тревоги. Они не поместятся и в одиннадцати комнатах даже вдвоем, тогда как здесь одиннадцать душ со Христом — поместились в одной.

Сколько бы много места ни было у людей — даже у людей духовных — им все равно не будет хватать места, потому что в них самих не хватило место Христу, потому что Он не вместился в них полностью. Если бы жившие в Фарасах женщины поглядели на ту роскошь, которая присутствует сегодня даже во многих монастырях, то они бы воскликнули: "Бог низвергнет с неба огонь и попалит нас! Бог нас оставил!" Фарасиотки справлялись с работой в два счета. Спозаранку они выгоняли коз, потом наводили порядок в доме, потом шли в часовню или же собирались где-нибудь в пещерах, и та, что немножко умела читать, читала житие дневного Святого. Потом начинали творить поклоны с молитвой Иисусовой. Но ведь кроме этого они еще работали, уставали. Женщина должна была уметь обшивать весь дом. А шили вручную. Ручные швейные машинки и в городе-то были редкостью, а в селе их не было и подавно. Хорошо если на все Фарасы была одна швейная машинка, И мужчинам они шили одежду — очень удобную, а носки вязали на спицах. Все делали со вкусом, с любовью, но при этом и время у них оставалось, потому что все у них было просто. Второстепенное фарасиотов не заботило. Они переживали монашескую радость. И если, скажем, ты замечал, что одеяло лежит на кровати неровно, и говорил им: "Поправьте одеяло", то в ответ слышал: "Тебе это что, мешает молиться?"