Старьёвщик

Пройдя по набережной реки, я завернул к центральному кварталу, чтоб вживую насладиться ностальгическими видами, среди которых прошло моё детство. Прямо вдоль улиц росли развесистые деревья: тогда их ещё не вырубили, чтобы сделать парковки для машин.

Бродя по этим родным сердцу улочкам, я не заметил, как ноги вынесли меня к месту, бывшему одним из самых ярких воспоминаний моей юности. Именно оно решило мою дальнейшую судьбу. Именно благодаря времени, проведённому здесь, я и решил связать свою дальнейшую судьбу с компьютерами. Я стоял перед воротами радиорынка.

Не сомневаясь ни секунды, я в первый раз шагнул в свою юность. Там всё было как тогда! Те же лотки, та же дама с пирожками, даже имена некоторых торговцев всплыли в моей памяти, будто общался с ними только вчера! Перед расположившимся на эстраде лотком с большим ассортиментом радиодеталей висела всё та же милая табличка: «Дамы и господа! Убедительная просьба детали не п*здить!»

Я побродил по рядам, заново «познакомился» с некоторыми торгашами, посмотрел ассортимент на лотках, и вот тут-то мне и пришёл в голову гениальный план!

В отличие от большинства технических изделий, электроника практически не подвержена старению. В ней нет движущихся частей, изнашиваться там нечему. При правильной эксплуатации, при исключении перегрева, такая техника может служить практически вечно. Что, разумеется, невыгодно её производителям, заинтересованным в как можно более частых продажах. Тогда появилось понятие «моральное устаревание» — когда вполне себе рабочий компьютер перестаёт отвечать системным требованиям новых версий программ. Если какому-нибудь простому текстовому редактору образца девяностых годов для комфортной работы хватало одного мегабайта оперативной памяти, то через двадцать лет тот же самый редактор требует уже от одного гигабайта, то есть, в тысячу раз больше. При этом, функции у него остались ровно те же: набор текста. Таким образом, абсолютно исправные компьютерные комплектующие десяти-двадцатилетней давности лежат теперь на пыльных полках как несоответствующие системным требованиям. То есть, морально устаревшие, но вечно юные физически.

Я решил дать им вторую жизнь: вернуть их в то время, когда их возможностей хватало на все задачи. В моём доме был шкаф, где я бережно хранил старое компьютерное железо: использовать негде, а выкинуть жалко. Каждые полгода жена закатывала мне скандал по поводу занятия полезной жилплощади, но каждый раз я с боем спасал эти железки от помойки. И вот, наконец, мои усилия были вознаграждены! В очередную субботу я доверху набил свой рюкзак железом, выпущенным примерно до смены тысячелетий, и отправился торговать. Цены я не заламывал, торговал скорее для души, а не для обогащения. Разбирали у меня обычно всё.

По будням я тоже ходил через «щель эпох», но уже в ювелирный магазин: на старые рубли покупал золото и носил его в наше время. Продавать его я пока не спешил, это всегда успеется.

Но вскоре случилось то, что должно было рано или поздно случиться: у меня закончились комплектующие, выпущенные до миллениума, и остались более новые, с датой производства с нулевого по десятый годы. То есть, существовать в девяносто седьмом они не могли, и у покупателей могли возникнуть резонные вопросы. Тогда я, во-первых, придумал легенду про знакомых воришек на китайском заводе, которые проносят самые свежие новинки и контрабандой отправляют мне. А во-вторых, мне потребовался человек в прошлом, который был бы посвящён в мою тайну, для того, чтобы рекомендовать мне надёжных покупателей, которые не проболтаются и не расскажут обо мне кому надо. Точнее, кому не надо.

В девяностые годы межличностные коммуникации начинались с совместного распития алкогольных напитков, а не с добавления в друзья «вконтакте». И симпатия к собеседнику выражалась налитыми стаканами, а не лайками. После пары «полянок» выбор мой пал на Степана: во-первых, он — большой ценитель фантастической литературы. Я был у него дома (продолжали начатое на поляне) и просто офигел от коллекции книг, занимавшей полку во всю стену. Противоположную же стену занимала точно такая же коллекция книг по медицине. Я решил, что такой начитанный человек вполне может мне поверить, особенно, если предоставить ему доказательства. Вторым же аргументом в пользу его кандидатуры стал тот факт, что Стёпа — прожжённый алкоголик. Если он вдруг захочет передать мою тайну третьему лицу, то вероятность того, что лицо это не поверит Степану, списав его слова на алкогольный бред, была близка к единице.

В очередные посиделки у него дома я подождал, пока он достигнет нужной кондиции, не слишком трезвой, но и не слишком пьяной (чтобы понять, что я ему говорю, но не быть при этом очень критичным к моим словам), и рассказал ему всю историю. В доказательство я показал ему свой смартфон и ещё пару гаджетов, которых тогда даже в проекте не было.

— А ты сразу показался мне каким-то засланцем-попаданцем, — спокойно ответил Степан. — Не знаю, почему. Поведение у тебя какое-то… Не современное, что ли…