И вот тут, откуда ни возьмись, появляемся мы с Севкой. И всю его хитрость с лёгкостью раскрываем. Дед Радим не удержится, кому-нибудь из друзей-самогонщиков тайну разболтает. И пойдёт слух гулять по городу. Перестанут люди рогатины покупать.
Боярин забеспокоится, начнёт выяснять, кто его замысел коварный сорвал. Имён ему, конечно, не назовут, но кое-что наверняка скажут: "Да отроки какие-то, чародейные вещи починяющие".
Всё! На том песня и кончилась. Отыскать нас в городе – половины дня хватит.
Тарас поглядел на меня и невесело осклабился:
– Толковый ты малый, Емеля! По глазам вижу – сообразил, чем дело кончится. Тюринские хлопцы тебя вмиг в оборот возьмут. А я, как нарочно кто подгадал, должен из города на неделю уехать. Потому и не берусь тебе помочь.
– Как, уехать? Зачем? – всполошилась бабка Милонега.
– Полнолуние скоро, – коротко и как-то нехотя ответил Будилихо. – Али запамятовала?
Хозяйка моя ойкнула, потом понимающе кивнула и больше вопросов не задавала.
Свои охи-вздохи она мне уже после ухода гостя объяснила.
– Тарас-то твой знаешь кто? – строго и даже торжественно сказала она. – Оборотень. Да не тот, кто своею волею, чарами, да зельями в зверя обращается. А самый что ни на есть природный. Два раза в год – на Карачун и на Купалу – становится он в полнолуние медведем лесным. Не только обликом меняется, но и разум человеческий теряет. Потому и надо ему на это время вдали от города очутиться. Три дня и три ночи будет он диким зверем по лесу рыскать. И лучше ему тогда на глаза не попадаться. Тарас – он и так-то здоровёхонек, а уж в медвежьем обличии я его силу и представить себе страшусь.
Оно даже и к лучшему, что бабка сразу мне ничего не сказала. Я бы тогда и думать ни о чём другом не смог. А так всё же пытался найти какой-нибудь выход:
– Тарас Твердилыч! Коли самому недосуг, так, может, найдёшь нам другого защитника из своих знакомцев. Да хоть Нечая того же.
Будилихо лишь на секунду задумался и вновь отказался:
– Не получится. Люди у меня, ясное дело, найдутся. Только они к другим трудам приспособлены. Их работа – торговцев своими телесами запугивать и, когда понадобится, кулаками помахать. В крайнем случае – с такими же ребятами с другой слободы учтиво о делах побеседовать. Да и то я обычно сам на те беседы хожу, чтобы хлопцы без меня не начудили чего.
А ваше дело не простое. Тут больше думать, чем говорить надобно. А этого как раз мои соколы и не умеют. Не смогут они вас защитить. Это – во-первых.
А во-вторых, и сами погибнуть могут. У Тырина своя дружина имеется, не хуже княжеской. И дружинники в ней все, как один, из упырей. Себя в бою не жалеют, но и других не милуют. С такими не договоришься.
Упырей в Лукоморье боялись больше взгляда василиска, эльфийских стрел и гномьих клинков вместе взятых. Справиться один на один даже с безоружным упырём, особенно – ночью тёмной, не всякому дружиннику по силам.
Обитало племя сие беззаконное у южных пределов княжества Лукоморского. И немало несчастий тамошнему населению приносило. Трудом, каким бы ни было, упыри брезговали. Из домашней скотины признавали лишь лошадей, верхом на которых в набеги свои разбойные и отправлялись. А если ставила их судьба перед выбором – захватить добычу богатую или испить кровушки человеческой – они неизменно последнее выбирали. Каждый новый князь Лукоморский правление своё с похода на упырей начинал. Но тех, казалось, только больше становилось.
Пробовали некоторые упыри торговлей заниматься, но безуспешно. Никто с ними дел иметь не желал, ибо те лишь обещания своим соплеменникам за нерушимые считали. Впрочем, с соблюдением договоров и в Лукоморье последние годы не всё благополучно.
Зато, если ты с умыслом или ненароком спас жизнь одному из упырей, весь его род твоим должником становится и за тебя в огонь и воду пойдёт. Не иначе, боярин Тырин так свою дружину и собрал.
– Да что ты, родимый! – не поверила бабка. – Откуда ж у нас в Старгороде упыри? Их князь-батюшка сюда ни в жисть не допустит.
– Ой ли, матушка? У него ведь на лбу не написано, что он упырь. С виду – обычный гоблин, каких и у нас на торжище немало. Сидит себе, безделицу какую-нибудь продаёт. А по ночам по воле боярской честной народ губит.
– Тогда, выходит, он сам хуже упыря, боярин твой!
– А я и не спорю, хозяюшка! – усмехнулся Тарас. – Но хлопцев своих против душегубов Тыринских в бой не пошлю.
– А нас, значит, им на растерзание бросишь? – снова разгорячился Севка.
А я молчал. Уже одно то, что Будилихо за всё время, почитай, ни разу не сбился на гуляй-польский говор, говорило о том, насколько наше положение безрадостно. И раз Тарас отступился, помощи ждать неоткуда.