Старик и ангел

— Спите, больной, — так же тихо ответила медсестра. — Какой еще полковник? Тут никого нет, мы к вам пока второго не подселяли…

С тем она и ушла.

А Сергей Григорьевич Кузнецов огляделся и увидел, что он лежит в двухместной палате, но вторая кровать чисто застелена, банка его капельницы наполовину пуста, а потолок покрашен белой водоэмульсионной краской и очень высок.

Он напряг зрение, чтобы разглядеть какую-то тень, скользнувшую в вышине, но не разглядел, прикрыл глаза и уснул.

Во сне он принялся подводить итоги. Во-первых, потому что слова насчет смерти и бессмертия все же произвели на него впечатление, а перед смертью, как он знал, принято подводить итоги, чтобы вся жизнь промелькнула перед глазами, как говорится. Во-вторых, он вообще привык подводить итоги дня, недели, месяца и так далее — его логический, аналитический склад ума и образование требовали систематизации всего, а что есть итоги, как не систематизация жизненных событий?

Итак, думал во сне Кузнецов, какие параметры жизни мы имеем перед ее окончанием — или даже после этого окончания по гипотезе полковника Михайлова? Что главное?

Глава седьмая Первая попытка подведения Кузнецовым С.Г., пациентом второй кардиологии Градской больницы № 5, жизненных итогов

Первым пунктом шли рождение и раннее детство в гнилом бараке.

Это начало биографии следовало бы, по прямолинейной логике, оценивать как неудачу, как потерю времени на старте, но Сергею Григорьевичу, одаренному аналитику, прямолинейная логика была несвойственна и наяву, а уж во сне тем более. Любой объект исследования, предмет или событие, профессор Кузнецов рассматривал с учетом максимального количества факторов, что и позволило создать его знаменитый метод расчета рамных конструкций, так и названный — «многофакторный метод Кузнецова». Впоследствии метод был развит автором до «теории расчета конструкций рамного типа с учетом факторов, количество которых конечно» и под этим названием строго засекречен и поощрен Государственной премией (закрытая часть списка лауреатов).

Именно такой метод анализа событий его жизни утвердил Сергея Григорьевича в том, что и сам барак, и непобедимый долгие годы барачный запах, и даже прозвище «гегемон» были положительными проявлениями судьбы.

Впрочем, судьбу с некоторых пор профессор называл просто Богом, чему никак не мешал научный, рациональный склад ума и глубокое знание всех дисциплин цикла теории упругости. Вот один известный ученый когда-то заявил, что он в гипотезе существования Бога не нуждается, а профессор Кузнецов С.Г. примерно годам к пятидесяти жизни и двадцати пяти научной деятельности стал нуждаться. Потому что никак картина мира и даже взятой узко прочности материалов и конструкций не завершалась в его представлениях без введения такого понятия, как Создатель, а иначе простейший вопрос «почему?» в любой момент все разрушал.

Так вот, барачное свое происхождение в упрощенной схеме жизни — а для любого исследования, хоть миллион факторов учти, схема берется всегда упрощенная, наука вообще имеет дело с упрощенными схемами, а неупрощенной жизнью занимается искусство — Кузнецов обозначал словом «рогатка». Подобно многим людям сухих научных занятий, Сергей Григорьевич любил давать всему названия, казавшиеся ему удачно метафорическими…

«Рогатка» вот почему: он считал, что нищее, убогое начало жизни как бы натягивает, напрягает все возможности, заложенные в человеке, и потом выстреливает этого человека в общество, которое таким, выстреленным, пронизывается сразу доверху, до верхних разреженных слоев. А ответ на вопрос, до каких именно высот взлетает посланный, зависит от упомянутых возможностей и соотношения этих возможностей со степенью их предварительной натянутости… Словесное изложение получается невнятным, но в терминах теории упругости и формулах профессор Кузнецов мог бы сформулировать вполне прозрачно — просто руки не доходили.

Итак, «рогатка» выстрелила, и выстрел дал результат, в связи с чем можно было переходить к пункту второму итогов биографии: к отрочеству и юности, отмеченным целеустремленным и успешным началом научной деятельности. Тут все было абсолютно ясно, так как картина ничем не затуманивалась и не усложнялась ввиду полной поглощенности героя прямолинейным движением.