— Мудрые слова! Вам нечего особенно бояться. Все пройдет тихо, без шума. Сейчас столько всяких других скандалов! Например, член Верховного суда влюбился в проститутку мужского пола. Сенатор отмывал деньги мафии. Член кабинета брал взятки от компании по производству сливных бачков. Большой генерал загулял с никарагуанской стюардессой. Да мало ли! Ваши проделки по сравнению с настоящим скандалом — детская игра. А самое паршивое то, что все эти типы сразу садятся писать мемуары, подставляя массу людей, которые до тех пор почитались чистенькими. Пообещайте мне, что не станете писать мемуары.
— Так пойдем на суд? — еще раз спросил Старик. Мистер Смит непреклонно ответил:
— Нет.
— Какая разница, когда исчезать — сейчас или чуть позже?
— Потеряем драгоценное время.
— Если снова исчезнете, совершите еще одно преступление, — предупредил Бромвель.
— Да что вы к нам привязались? — возмутился мистер Смит. — Если мы и сделали что-то не так, то исключительно по неопытности. Разве мы кого-то хоть пальцем тронули?
— А уж в этом разберется суд.
— В чем «этом»?
— Имя Кляйнгельд вам что-нибудь говорит?
— Нет.
— Да, — поправил компаньона Старик. — Это психиатр, с которым я беседовал в больнице.
— Причем психиатр, аккредитованный при ФБР. Я не знаю, что у вас там с ним произошло, но после беседы его жизнь резко переменилась. Он лишился и практики, и аккредитации. Основал движение «Психиатры за Бога и Сатану». Насколько нам известно, на сегодняшний день доктор является единственным членом этой организации. Почти все время он пикетирует Белый дом с транспарантом.
— И что там написано?
— «Требуем почета для Бога и для Черта!»
— В каком смысле?
Бромвель необаятельно ухмыльнулся:
— По-моему, все ясно. Движение из одного человека, ха! — Голос его посуровел: — Хватит болтать. Пошли!
— Да-да, идем и покончим со всем этим, — отрешенно вздохнул Старик.
Неожиданно мистер Смит сменил манеру поведения — сделался добродушным и при этом каким-то поразительно самоуверенным. Улыбнувшись почти кокетливо, он сказал:
— Вечно вы не продумываете свои решения до их логического завершения. Так гордитесь своей принципиальностью, что совершенно не заботитесь о последствиях.
Президент начинал злиться. Такой нервный эпизод с утра пораньше! Скорей бы уж все это кончилось.
С механической улыбкой он заметил:
— Почему бы вам не последовать примеру вашего приятеля? Доверьтесь закону.
— Сейчас объясню почему, — задушевно ответствовал Смит. — Вы ведь хотите, чтобы это событие сохранилось в тайне. Я уже оказал вам неоценимую услугу — во-первых, не умер, а во-вторых, закрыл свои телом обои. Давайте я расскажу, что будет дальше, если действовать по вашему сценарию. На нас надевают наручники, ведут под конвоем коридорами, мы едем на лифте, выходим через две: ри… Сколько народу мы встретим на пути? Уборщиц, клерков, а то и журналистов, а? Представляете, какой фурор мы произведем? Двое в наручниках — один в рясе, второй в дивной маечке, — а вокруг мрачные морды мальчиков из президентской охраны. Не получится ли как раз то, чего вы так стремитесь избежать? И все из-за вашего хваленого пиетета перед законом.
Президент наморщил лоб. Снова трудное решение.
— Он прав.
— А что делать, сэр?
Проигнорировав вопрос Бромвеля, хозяин обратился к мистеру Смиту:
— Что вы предлагаете?
— Вы предоставляете нам сомнительную привилегию исчезнуть — с полнейшего вашего одобрения и даже по вашей настоятельной просьбе. Президент страдальчески поиграл желваками.
— О'кей.
— Поскольку мы исчезнем с вашего благословения, никаких новых претензий со стороны закона — если мы когда-нибудь все же попадем в его руки — не возникнет.
— О'кей.
— Слово президента? — и мистер Смит протянул руку.
— Слово президента. — Хозяин ответил на рукопожатие и отчаянно взвизгнул.
— Что такое? — развеселился мистер Смит.
— Ваша рука! Она не то очень холодная, не то очень горячая. Я не понял. Катитесь отсюда к чертовой матери!
— Но, сэр… — заикнулся Бромвель. На него-то президент и накинулся:
— Черт бы вас побрал, Бромвель, вся история этой страны построена на компромиссах! Это мы, американцы, изобрели торговлю следствия с преступником. Всему свое время и место — как высоким словам, так и деловому прагматизму. Это сочетание позволяет этике бизнеса быть одновременно и принципиальной, и гибкой. Да, я хочу, чтобы этих типов арестовали. Но еще больше я хочу, чтобы они исчезли с глаз моих долой! Это вопрос приоритетности!
Тут как раз из коридора донесся звук шагов.
— Ты не устаешь меня поражать, — признал Старик, глядя на мистера Смита с восхищением. — Раз за разом я оказываюсь посрамлен… Давай первым.
— Нет уж, после вас. Хочу убедиться, что ты тут не останешься.
— Позвольте поблагодарить вас… — обратился Старик к президенту, но тот шикнул на него:
— Убирайтесь! Брысь! Кыш! Обидевшись, Старик моментально исчез.
— А теперь ты! — рявкнул президент на мистера Смита, прислушиваясь к приближающимся шагам.
Смит улыбнулся и безмятежно сказал:
— Любопытно посмотреть, кто это.