Старик и мистер Смит

Старику дали успокоительное, и он сделал вид, что тут же уснул, — не хотелось тратить время на болтовню с хорошенькой чернокожей медсестрой, чьему попечению его вверили. Нужно было как следует обдумать все случившееся.

Когда сестричка вышла из палаты, Старик чуть приоткрыл веки и увидел, как мягком свете гаснущего дня меж коек пробирается некий азиат в больничной в пижаме.

Старик окончательно открыл глаза и строго спросил:

— Что ты тут делаешь, Смит?

— Ш-ш-ш, — шикнул азиат. — Я примеряю камуфляж. Теперь я Тосиро Хавамацу. По-моему, неплохо получилось. Пора отсюда сваливать, а ты можешь оставаться, если хочешь.

— И куда же ты намерен отправиться?

— В Нью-Йорк. Вашингтон не по мне, тут твоя епархия: дискуссии о морали, лоббисты, коррупция в верхних эшелонах власти и прочая, и прочая. А я подамся в Нью-Йорк. Его называют Большим Яблоком. Помнишь то маленькое яблочко в саду, название которого я забыл? Мне еще пришлось там научиться ходить на чреве своем. В Нью-Йорке правит плоть: тут тебе и наркотики, и проституция, а ко всему этому — аккомпанемент высоконравственных речений. В общем, как там говорят, моя тусовка.

— А как же ты без денег?

И из-под одеяла выпорхнули радужные купюры — миллионы и миллионы иен.

— Вот спасибо, — обрадовался Смит, распихивая деньги по карманам. — То есть я хочу сказать, домо аригато годзаимас. Правда, немножко «зелени» я уже наворовал. В больнице это проще простого. Здесь на первом этаже есть чудесная комнатка, где хранятся ценности, принадлежащие пациентам. Теперь мне нужна какая-нибудь одежда и еще очки. Ага!

Мистер Смит как раз заметил на соседней тумбочке очки. Они принадлежали болящему, который размещался на соседней койке и имел неосторожность уснуть. Смит проворно цапнул их, и страницы книжки, в которой очки выполняли функцию закладки, неспешно сомкнулись.

— Зачем ты это сделал? — укорил похитителя Старик. — Тебе и очки-то никакие не нужны. У нас с тобой зрение идеальное, а этот бедняга в них нуждается.

— Настоящий японец без очков не бывает.

— А что я буду делать, если этот человек проснется и спросит, где его очки?

— Очень просто. Он просыпается — ты засыпаешь.

— И ты оставляешь меня без легальных долларов?

— Так пойдем вместе! Сейчас я наведаюсь в рентгеновский кабинет, разживусь какой-никакой одежонкой. Кстати, в карманах и доллары наверняка обнаружатся. На дорогу должно хватить. В семь тридцать отходит «Борзая», это такой автобус-экспресс. К полуночи или около того будем в Нью-Йорке.

— Что ж, поезжай. Я попозже.

— А если на экспресс опоздаешь?

— Ничего, разыщу тебя в какой-нибудь обители порока.

— В Нью-Йорке их без счету. Что меня несказанно воодушевляет. Например, я слышал много хорошего о бане для голубых на Сорок второй улице. Называется «Оскал Уайльда».

— Баня для голубых? Что это? Какие-нибудь оргии с использованием краски?

— Да нет, обычная педриловка. Баня для гомосексуалистов.

— Правда? Есть такие бани?

— Ох, до чего же ты темен.

— Но зачем японскому бизнесмену идти в такое место?

— К тому времени я уже перестану быть японским бизнесменом. Поменяю иены на доллары и вновь превращусь в Смита. Эта ипостась более приемлема для туземцев. Что же касается бани, то туда я отправляюсь вовсе не любоваться земными пороками. Меня интересует раздевалка, где наверняка можно раздобыть прелюбопытные тоги, оставленные купающимися.

— Ты что, решил наворовать себе целый гардероб? Я этого не допущу. Пока ты со мной, я за тебя отвечаю.

— Я поступлю по-честному. Вместо того, что сопру в бане, оставлю то, что спер здесь. Это будет не воровство, а честный обмен.

— Честный обмен — это когда меняются добровольно. И скажи, чем тебя не устраивает наряд, который ты намерен похитить здесь, в больнице?

— Стану я носить такую дрянь! Ты бы видел, что за публика приходит сюда на рентгеновское обследование! — И он закатил глаза, как бы не находя слов для описания безнадежной заурядности здешних пациентов и их одежд.

В этот момент в палату с топотом ворвались два агента ФБР, очевидно, не слишком озабоченные тем, что могут разбудить больных.

Мистер Смит незамедлительно дематериализовался.

— Здесь Смита тоже нет! — крикнул один из агентов.

— А кто это только что стоял у кровати? — спросил второй.

— Никто, — ответил Старик и, под давлением обстоятельств вновь вынужденный солгать, густо покраснел.

— Чтоб мне провалиться, тут был какой-то косоглазый — не то кореец, не то вьетнамец!

— Никого здесь не было. Господа, мистер Смит — человек общительный. Бродит где-нибудь по больнице, знакомится с людьми, болтает, сплетничает. Вы в столовую не заглядывали?

— Ладно, Эл, пошли. Надо его разыскать. Где-то же он есть, черт бы его побрал.

— Может, в родильном? — сострил напарник.

— Во-во, там ему самое место.

Стоило агентам удалиться, как мистер Смит снова материализовался.

— Ну, я поехал, — сообщил он.

Вздрогнув от неожиданности, Старик пробормотал:

— Ты меня напугал. Я думал, тебя уж и след простыл. Смит обиделся и растворился вновь.

Сосед Старика, разбуженный агентами, решил утешиться чтением триллера и потянулся к книжке.

— Вы моих очков не видели?