Старик и море. Острова в океане

— Конечно. Позавтракаем здесь и поедем. А можно прихватить чего-нибудь и поесть дома.

— До чего это замечательно вышло, что мне удалось попасть сюда.

— Да, — сказал Томас Хадсон. — А откуда ты вообще знала, что здесь можно кое-кого встретить?

— Мне сказал один человек на аэродроме в Камагуэе, что ты здесь бываешь. И мы решили: не найдем тебя, посмотрим Гавану.

— Так давай посмотрим Гавану.

— Нет, — сказала она. — Пусть уж Гинни одна смотрит. А может быть, у тебя кто-нибудь есть, кто бы показал Гинни Гавану?

— Найдется.

— Только к вечеру мы должны вернуться в Камагуэй.

— В котором часу самолет?

— В шесть, кажется.

— Все устроим, — сказал Томас Хадсон.

К их столику подошел молодой человек, кубинец.

— Простите, пожалуйста, — сказал он. — Мне хотелось бы получить у вас автограф.

— С удовольствием, — сказала она.

Он подал ей открытку с изображением бара и Константе за стойкой, сбивающего коктейль, и она расписалась актерским размашистым почерком, так хорошо знакомым Томасу Хадсону.

— Не стану говорить, что это для моей маленькой дочки или для сына-школьника, — сказал молодой человек. — Это для меня самого.

— Тем приятнее, — сказала она и улыбнулась ему: — Очень мило, что вы меня попросили об этом.

— Я видел все ваши фильмы, — сказал молодой человек. — Я считаю вас самой красивой женщиной в мире.

— Чудесно, — сказала она. — Пожалуйста, продолжайте считать так.

— Не окажите ли вы мне честь выпить со мной?

— Мы тут пьем с моим другом.

— Я вашего друга знаю, — сказал молодой человек. — Мы знакомы уже много лет. Можно к вам подсесть, Том? Тем более у вас две дамы.

— Мистер Родригес, диктор городского радио, — сказал Томас Хадсон. — А как ваша фамилия, Гинни?

— Уотсон.

— Мисс Уотсон.

— Рад познакомиться, мисс Уотсон, — сказал диктор. Он был красивый молодой человек, черноволосый, загорелый, с ласковыми глазами, приятной улыбкой и большими, ухватистыми руками бейсболиста. Он и в самом деле играл в бейсбол, и не только в бейсбол, но и в азартные игры, и в его привлекательности было нечто от привлекательности профессионального игрока.

— Может быть, мы позавтракаем все вместе? — сказал он. — Сейчас как раз время ленча.

— Нам с мистером Хадсоном нужно съездить за город, — сказала она.

— Я охотно позавтракала бы с вами, — сказала Гинни. — Вы мне очень понравились.

— А он — приличный человек? — спросила она Томаса Хадсона.

— Даже отличный. Во всей Гаване лучшего не найдешь.

— Большое спасибо, Том, — сказал диктор. — Так вы решительно отказываетесь от завтрака?

— К сожалению, нам нужно ехать, — сказала она. — Мы и так задержались. Встретимся в отеле, Гинни. Спасибо, мистер Родригес.

— Вы, бесспорно, самая красивая женщина в мире, — сказал мистер Родригес. — Я всегда это знал, но сейчас я в этом убедился.

— Пожалуйста, продолжайте так считать, — сказала она, и мгновение спустя они уже были на площади. — Что ж, — сказала она. — Все очень хорошо получилось. Гинни он понравился, и он, кажется, милый.

— Он очень милый, — сказал Томас Хадсон, и шофер отворил перед ними дверцу машины.

— Ты сам милый, — сказала она. — Жаль только, что ты уже так много выпил сегодня. Потому-то я и замяла разговор о шампанском. Кто была твоя смуглая приятельница у стойки бара?

— Просто моя смуглая приятельница у стойки бара.

— Хочешь выпить еще? Можно остановиться где-нибудь по дороге.

— Нет. А ты хочешь?

— Ты же знаешь, я никогда не пью спиртного. Но от бокала вина я бы не отказалась.

— Дома у меня есть вино.

— Вот и чудесно. Теперь можешь меня поцеловать. Здесь нас не арестуют.

— A donde vamos?[111] — спросил шофер, не поворачивая головы.

— A la finca[112], — сказал Томас Хадсон.

— Ах, Томми, Томми, Томми, — сказала она. — Ну что же ты меня не целуешь? Пусть он видит, это ведь ничего, правда?

— Да. Это ничего. Можешь потом ему вырезать язык, если хочешь.

— Не хочу. И вообще не хочу никаких жестокостей, теперь и никогда. Но ты милый, что предложил это.

— Идея была недурная. Расскажи мне о себе. Ты все прежняя люби-меня?

— Я такая же, как была.

— Правда, такая же?

— Конечно, такая же. В этом городе я твоя.

— До отправления самолета.

— Точно, — сказала она и поудобней устроилась на сиденье машины. — Посмотри, — сказала она. — Все нарядное, светлое осталось позади, и кругом грязно и неприглядно. Всегда с нами бывало так.

— Не всегда.

— Да, пожалуй, — сказала она. — Не всегда.

Они смотрели на все грязное и неприглядное кругом, и ее зоркий взгляд и грациозный ум мгновенно отмечали то, что он сумел разглядеть лишь за долгие годы.

— Вот теперь уже лучше, — сказала она. За всю жизнь она ни разу не солгала ему, и он тоже старался ей не лгать, но это очень плохо удавалось.

— Ты все еще меня любишь? — спросила она. — Говори как есть, не приукрашивай.

— Да. Ты сама должна знать.

— Я знаю, — сказала она и в доказательство обняла его, если это могло служить доказательством.

— Кто он, твой теперешний?

— Не будем о нем говорить. Тебе бы он не понравился.