— Ты, конечно, все-таки гость, хоть и, прошу прощения, незваный, а гостя вроде положено угостить чем-нибудь… Может, чайку? — спросил старик и невесело усмехнулся. — Давненько у меня не было гостей, пусть даже и незваных. Я могу поискать, у меня где то печенье должно быть, только оно жестковатое, грызть его мне нечем, а с чайком оно и ничего… Хотя о чем я говорю, тебе, наверное, это все давно уже не нужно, в смысле еда…
— Нет, от чего же? — неожиданно проговорила Смерть глухим, несколько хрипловатым голосом. — А лимон у тебя есть?
Старик опешил.
— Ну, если лимона нет, то можно и так. — Смерть сокрушенно вздохнула, — В кои то веки тебе чаю предлагают, а лимона нет. А я люблю, что бы был с кислинкой.
Старик вздрогнул, очнулся. — Есть лимон, только… засахаренный. Пойдет?
— Конечно, пойдет! Так даже лучше, горечи меньше.
Старик тяжело поднялся со стула, затушил окурок в пепельнице и, сунув ноги в разношенные шлепанцы, зашаркал на кухню. Раздался плеск воды, приглушенное чертыханье, чиркнула спичка. Скрипнули дверцы буфета, зашуршали раздвигаемые пакеты, звякнула посуда. Спустя какое то время старик появился в дверях комнаты с подносом в руках. Подойдя к небольшому столику, стоящему у кровати, он поставил на него два стакана чая в старинных почерневших серебряных подстаканниках, сахарницу с отбитой ручкой, тарелку с печеньем.
— Если чего, я еще за кипятком схожу, — сказал старик, взглянув на Смерть. — И заварка еще осталась. Садись, что ли!
*****
— Дурацкая у тебя все-таки работа, — сказал старик, потягивая вторую кружку чая, — ходишь, ходишь, людей со свету сживаешь. И не надоело тебе?
— Привык, — ответила Смерть, отправляя кусочек печенья прямиком в серое марево, заменявшее ей лицо, — хотя надоело, конечно. Не все такие любезные, как ты.
— А с выходными как?
— А никак. Работа да работа. Тебе вот повезло, у меня перерыв выдался. Давненько такого не случалось. А ты как?
— Старею, — вздохнул старик, — кости ломит, ноги почти не ходят. Только и остается, что в окошко смотреть да размышлять…
— А родные как?
— Где они, родные то? Отец с матерью сам знаешь где, жена тридцать лет как ушла, дети… дети, поди, выросли, внуков нянчат. Только не знаю я, как они. Не звонят, не заходят, своя жизнь у них, взрослая! — старик закашлялся, пытаясь скрыть подступившую обиду. — И ведь не понимают они ни черта! Думают, что так и будут всю жизнь крутиться, есть, пить, за шмотками бегать да на работе зарплату выклянчивать посолиднее. А жизнь то, она, вдруг, глядишь, да и кончилась. Дети выросли, с работы погнали по старости, никому ты не нужен, ходишь по парку каждый день хоть в жару, хоть в стужу, что бы еще как то живым себя чувствовать! А получается все хуже и хуже, ноги гудят, спина болит, простуды вечные. Иногда думаешь, а на кой мне все это надо? — старик в сердцах хлопнул ладонью по столу и вдруг испуганно замер, сообразив, с кем он пьет чай за одним столом. — Ты, это, не слушай, это я так, ворчу просто…
— Не знаю, не знаю, — задумчиво сказала Смерть, разглядывая стакан с чаем, — ну сам подумай, за что ты цепляешься? Разве это жизнь? А я тебе предлагаю выход — раз, и все! Никаких мучений, боли, ничего!
— Нет, нет! Ты меня неправильно поняла! Это я расчувствовался, разволновался, а на самом деле дел у меня полно, извини за каламбур!
— Это каких же? — ядовито поинтересовалась Смерть.
Старик съежился и судорожно забегал глазами по комнате. Наконец взгляд его наткнулся на пачку сигарет, лежащих на подоконнике. С трудом до нее дотянувшись, он выудил оттуда сигарету, размял ее задеревеневшими пальцами и прикурил.
— Курить вредно! — заметила Смерть.
Старик поперхнулся дымом и закашлялся, однако сигарету все-таки не затушил. Несколько минут прошло в молчании — гость, казалось, потерял к беседе всякий интерес и неторопливо прихлебывал чай, не забывая при этом о печенье, а хозяин успокаивал свои нервы. В облаке табачного дыма на комнату опустилась тишина. Наконец Смерть поставила опустевший стакан на стол и удовлетворенно откинулась в кресле, практически растворившись в наступившей темноте. Старик раздавил окурок в пепельнице, глотнул остывший чай и щелкнул выключателем. Неяркий свет настольной лампы осветил поднос с остатками чаепития, сахарницу с отбитой ручкой и недокуренную пачку сигарет. Комната же полностью погрузилась во мрак. Повисла неловкая пауза. Наконец, старик решился.
— Мне… нужно закончить мой роман. — произнес он срывающимся голосом. — Это дело всей моей жизни. Все эти годы я жил ради него, терпел окружающую меня бессмысленность. Мне плевать на то, о чем думают и что делают другие. Ради чего живут. Смысл моей жизни мне известен. Я должен закончить мой роман! Он — мой настоящий ребенок, и я должен дать ему жизнь.
— Но у тебя же есть дети, — удивилась Смерть, — чем они хуже?
— Они — не хуже, они — другие. Просто они выросли и забыли меня. Я им больше не нужен…
— А роман? Ты думаешь, ты будешь нужен своему роману? Не смеши меня! Предположим, ты его закончишь, и что?