Старик Хоттабыч

— Это мы и есть бараны,- зло ответил ему мужчина лет сорока пяти с наполовину побритым лицом.- То есть, вообще говоря, мы, конечно, не бараны, а, конечно, как вы видите, люди, а вот вы нас трое суток держите в этих дурацких стойлах. Да снимите вы наконец эти идиотские цепи с наших ног! — заорал он без всякого перехода, и со всех сторон к Александру Никитичу понеслись возмущённые голоса:

— Это безобразие! Мы жаловаться будем!

— Человеку не дают спокойно побриться! Обязательно превращают его в барана!

— Дома волнуются, а нас тут на пробу резать собираются!

— Снимите немедленно цепь, а то я тут всё разнесу!

Ничего не понимавший и изрядно перетрусивший Александр Никитич извлёк из шкафа ключи от замков, которыми были скреплены цепи. Но в это время из последнего в ряду стойла донёсся очень знакомый голос:

— Папа! Папочка!

— Серёжа! Сынок мой милый! — закричал, не веря своему счастью, Александр Никитич и бросился тормошить и обнимать сына.- Вот это здорово! Нет, это просто здорово! Как ты сюда попал, а? Мы тебя ищем по всему городу, а ты, оказывается, здесь, под самым моим носом, и даже виду не показываешь!

— Я же ещё третьего дня на улице прыгал вокруг тебя,- оправдывался Сережа,- ты даже сказал тогда милиционеру, что уже давно ведёшь наблюдения над этим молодым барашком — надо мной, значит. Вот я и думал, что ты меня узнал.

— Да нет же,- отвечал счастливым голосом Александр Никитич,- я тогда, сказать тебе правду, здорово врал.

Но, тут же поняв, что выставляет себя перед сыном в невыгодном свете, он смущённо закашлял и сказал:

— Вот мама-то обрадуется! Побегу позвоню ей. Так и не сняв цепи с Серёжиной ноги, он побежал к выходу. Тогда остальные пленники, с интересом наблюдавшие драматическую встречу отца и сына Кружкиных, подняли такой гвалт, что Александр Никитич, торопливо произнося неуклюжие извинения, бросился отпирать замки на цепях и, чтобы показать свою полную беспристрастность, освободил Серёжу самым последним.

— Где тут у вас жалобная книга? — приставал в это время к Александру Никитичу мужчина с наполовину выбритым лицом, которого Кружкин, кстати говоря, освободил первым.- Нет, я вас категорически спрашиваю, где жалобная книга?

Посоветовавшись немного, жертвы Хоттабыча решили дело замять и взяли друг с друга торжественные клятвы, что никто никогда никому и ни под каким видом не расскажет об удивительном их превращении из людей в баранов.

— Как ты попал в эту компанию? — спросил Александр Никитич у Серёжи, когда они возвращались домой.- Ты разве тоже был в этой злосчастной парикмахерской?

— Да нет же,- отвечал Серёжа, крепко держась за руку отца,- я как раз проходил мимо. Вдруг слышу — внутри парикмахерской люди прямо помирают со смеху. Я, конечно, полез в парикмахерскую смотреть, в чём дело, почему смеются. И уже сам смеюсь. Засунул я голову в зал, смотрю, а там только два человека нормальных — Волька Костыльков и какой-то старичок в смешных туфлях. А остальные все — и мастера, и остальные граждане — ну прямо на моих глазах превращались в баранов. Тут я, как дурак, ещё громче стал смеяться и в ладоши хлопать. И вдруг я слышу — что-то не тот звук получается. Смотрю, а у меня вместо рук — копыта, и сам я уже не человек, а барашек! Только ты, пожалуйста, папа, никому не рассказывай.

— Ладно, ладно,- сказал Александр Никитич.- Видишь, Серёжа, во-о-он мама спешит!

Серёжа бросился навстречу Татьяне Ивановне.

Как будто сговорившись, никто не напоминал Александру Никитичу про его первую и последнюю попытку добиться научной славы без упорного и добросовестного труда.

XVII . «Будьте знакомы»

Рано утром следующего дня друзья были уже в сборе.

— Будьте знакомы,- сказал официальным голосом Волька и представил Хоттабычу Серёжу и Женю.

— Очень приятно,- сказали в один голос и Хоттабыч и обе его недавние жертвы.

А Хоттабыч подумал немножко, пожевал губами и добавил:

— Нет границ моему счастью познакомиться с вами. Друзья моего юного повелителя — лучшие мои друзья.

— Повелителя? — удивились Серёжа и Женя.

— Да, повелителя и спасителя.

— Вашего спасителя? — не удержались и фыркнули ребята.

— Напрасно смеётесь,- строго взглянул на них Волька,- тут ничего смешного нет,- и вкратце рассказал о всех приключениях за последние трое суток.

Ребята помолчали, подавленные необыкновенностью своего нового знакомого. Молчание прервал Женя:

— А знаете, товарищи, наш дом скоро будут сносить.

— Прошу прощения, превосходнейший отрок, не скажешь ли ты мне, что значит «сносить дом»? — осведомился Хоттабыч.

— Ну, сломают.

— А зачем, прости мне мою назойливость, будут ломать твой дом?

— То есть как зачем? Чтобы построить на его месте новый дом, дом-дворец. Это не только наш дом ломать будут,- добавил он с гордостью,- в нашем переулке сразу четырнадцать домов ахнут. Заодно уж и переулок расширят. Давно пора.

— А тебе жалко дом? — сочувственно спросил старик.

— А то не жалко! Конечно, жалко, я к нему во как привык! Мы в нём одиннадцатый год живём. И ребята кругом все знакомые…

XVIII . Хоттабстрой