Старикам здесь самое место

Перекресток, поворот к подножию горы, а там дальше – стремительный подъем по горной тропе. Обрыв совсем рядом (не смотреть вниз!). Одно неверное движение _ и каменистый склон одним ударом убьет преследователя Джон не удержался – посмотрел. И едва не сорвался: душа уже ухнула в пропасть. Руки сильнее вцепились в поводья: ни в коем случае не утратить контроль над лошадью, только не сейчас! Джон почти потерял из виду преследуемых, лишь в последний момент заметив их вираж. Как ребенок, уверенный в своем проворстве, играючи убегает от взрослого, так же и они прошмыгнули в заросли кустарника сразу за огромным валуном. Тропа здесь узкая, едва можно разъехаться. Джон подтянул поводья к себе, сбавил ход перед еще одним резким поворотом, услышал двойной свист и через пару шагов получил ошеломляющий удар по голове. В глазах потемнело, и Джон медленно сполз с лошади. Плечом он почувствовал камни, острыми гранями впившиеся в тело сквозь рубашку.

«А могло бы быть и хуже…»

***

Откуда-то издалека пробивалась боль. Джон очнулся – и в нос сразу же ударил запах сырости. В горле стоял солоноватый вязкий привкус крови, который невозможно было сглотнуть: рот пересох. Левая щека онемела: она была прижата к каменистому полу и, судя по саднящей боли, ободрана. Джон попробовал пошевелиться, но понял, что связан по рукам и ногам. Открыв глаза, он убедился, что ничего не видит. Однако спустя несколько секунд в темноте проявились неровные пузатые стены, низкий свод, пол – точнее, та поверхность, на которой Джон лежал ничком. Каменная пасть. Или пещера.

Где-то позади, там, откуда пробивался слабый свет, заухали шаги, и Джон замер, стараясь даже не дышать. Кто-то, звеня связкой ключей, отпирал дверь и тихо ругался. Скрежет старых петель взял высокую ноту – дверь ударилась о стену, и свет залил круглую каменную комнату, Судя по запаху, горела керосиновая лампа. Державший её человек медленно, словно нехотя, произнес:

– Жив вроде. Вон дышит.

Свет тут же погас. Человек вышел, хлопнув дверью.

«Значит, пещера. А я нужен живой». – начал было соображать Джон, и голова немедленно заболела еще сильнее.

Рубленые мысли начинали сливаться в поток, сразу за ними понемногу начал подкрадываться и страх.

«Револьвера, конечно же, нет. Нож из сапога забрали…» – Джон был вынужден признать свою полную небоеспособность.

Связанный, обезоруженный, с раскалывающейся головой, он с трудом перевернулся на спину и посмотрел вслед уходящему свету. Сверху огромным темным клыком целился валун.

«Все-таки пасть».

Джон перевел взгляд на ноги – и увидел ту самую скрипящую дверь-решетку. Такие он в детстве видел в офисе шерифа, когда глазел на задержанных. Особой удачей считалось увидеть кого-то ценного, за сотню-другую долларов. Опасные, злые, как правило, грязные, они подобно бешеным собакам сажались на цепь, запирались под замок, подобно собакам же лаяли: сначала на охотника за головами, потом – на шерифа, затем на жизнь. Получалось всегда интересно. Заключенный отыгрывал свою роль: метался по камере, пытался выбить ногой дверь. Власть уверенно дымила ему в лицо табаком, представляя добро и справедливость. Пойманный нарекался злом, его стоило опасаться, но при этом почему-то хотелось ему сочувствовать, а, может, даже и самому быть им. Вольный, непокорный, запертый дикий зверь. Было что-то в этом драматично-красивое, искреннее, ценное.

Отец интереса сына к заключённым не одобрял. И поймал однажды Джона у окна в камеру, из которой рвался на свободу Дикий Джо. Ухо накрутил так, что болело потом целую неделю. Но Джо было еще хуже: его и вовсе вздернули на виселице. Болтался потом на дереве несколько месяцев – связанный, совсем как Джон сейчас, по рукам и ногам.

От веревки нужно было избавляться. Но нет ножа. Что бы сделал отец? Он бы наверняка что-нибудь придумал. Джон снова посмотрел на носки своих сапог. Нужно что-то острое, хотя бы шпоры, до которых, увы, не добраться. Задранная почти до колена штанина впивалась в ногу тройным отворотом, в котором Джон на всякий случай всегда хранил доллар. Отец всегда там прятал либо заточенное короткое лезвие, либо коробок спичек. Но сын почему-то решил, что монета нужней.

«Достать бы его!!»

Джон представил, как заточит грань монеты и распилит веревку, но туго стянутые за спиной руки едва могли пошевелиться. Тогда парень лег, поднял ноги в надежде, что несколько рывков каким-то чудом ослабят отворот и заветный доллар выпадет.

Снова послышались шаги. Джон оставил тщетные попытки, затем вспомнил, что лежал на боку, перевернулся и на всякий случай закрыл глаза.

Послышался уже знакомый металлический звук. На этот раз пришедших было больше. Джон, сделавший вид, что все еще находится без сознания, почувствовал, как его подняли и поволокли вслед за светом фонаря.

– С каких пор мы ловим индейцев? – спросили слева.

– Он за Бенни и Биллом гнался, от самого Парадайза, пока не встретился с хуком от Логана, – насмешливо отозвался голос справа.

– Ему что, больше всех надо было? Или это его лошади?

– Хрен его знает! Одного подстрелили, но он вроде как за на…