Читаем Старики полностью

Чили-На-Дом выхватывает резиновый батончик из руки сиротки и швыряет его следующему пехотинцу.

– Поживее там. Вы что, прославиться не хотите? Кто-то из вас, может, семью этого пацана замочил, но в родном твоем городишке все должны знать, что ты крутой морпех с золотым сердцем.

Я говорю своим фирменным голосом Джона Уэйна:

– Слушай сюда, пилигрим. Снова тащимся?

Чили-На-Дом оборачивается, замечает меня и лыбится.

– Привет, Джокер, que pasa? Может, и тащимся, парень, а может и нихрена. Эти гуковские сиротки – крутой народ. Я думаю, половина из них – вьетконговские морпехи.

Сиротка уходит ворча себе под нос, пинает камни на дороге. И вдруг, будто решив доказать, что Чили-На-Дом прав, сиротка останавливается. Он оборачивается и с двух рук одаряет нас средними пальцами. И уходит дальше.

Дейтона Дейв смеется: «Это дитя стрелковой ротой СВА командует. Грохнуть бы его надо».

Я улыбаюсь.

– Образцово работаете, дамочки. Вы оба просто прирожденные крысы.

Чили-На-Дом пожимает плечами.

– Братан! Корпус нас, фасолеедов, в поле не пускает. Мы слишком крутые. На нашем фоне обычные хряки хреново выглядят.

– Как тут, долбят по вам?

– Так точно, – говорит Дейтона Дейв. – Каждую ночь. Так, по нескольку выстрелов. Они типа по нам прикалываются. Ну, а я, само собой, столько успел на счет записать, что сбился уже. Но мне никто не верит! Гуки-то своих покойников с собой утаскивают. Вполне верю, что этот маленький желтый злобный народец питается своими же потерями. Следы крови от утащенных трупов повсюду, а на счет не идут. Ну, и вот, я-то герой, а капитан Джэньюэри заставляет здесь в Микки Мауса играть, вместе с этим нахалом мокрозадым.

– КАПРАЛ ДЖОКЕР!

– СЭР! Пока, ребята. Пойдем, Строп.

Чили-На-Дом толкает Дейтону Дейва в грудь. «Сгоняй-ка в деревню и засувенирь мне сиротку помилее. Только чтобы грязный был, настоящая вонючка».

– ДЖОКЕР!

– АЙ-АЙ, СЭР!

Капитан Джэньюэри сидит в своем фанерном кубрике в глубине хибары информбюро. Капитан Джэньюэри мусолит в зубах незажженную трубку, потому что думает, что так он больше похож на отца-командира. Он не на живот, а на смерть режется в «Монополию» с Мистером Откатом. У Мистера Отката больше Ти-Ай, вьетнамского стажа, чем у любой другой собаки[21] в нашем подразделении. Капитан Джэньюэри не капитан Куиг, но он и не Хэмфри Богарт. Он поднимает серебряный башмачок и передвигает его на Балтик-Авеню, прибирая к рукам всю собственность по пути.

– Покупаю Балтик. И два дома. – Капитан Джэньюэри тянется за бело-фиолетовой купчей на Балтик-Авеню. «Вот и еще одна сфера моей монополии, сержант». Он расставляет на доске зеленые домики.

– Джокер, в Да-Нанге ты боку халявы хватанул, и определенно дошел уже до кондиции, чтобы снова в поле побывать. Топай-ка в Хюэ. СВА захватили город. Там сейчас первый первого в говне.

Я медлю.

– Сэр, не известно ли капитану, кто зарубил мою статью про гаубичный расчет, который замочил целое отделение СВА одним игольчатым снарядом[22]? В Да-Нанге мне одна крыса рассказала, что какой-то полковник мою статью похерил. Какой-то полковник сказал, что игольчатые снаряды – плод моей буйной фантазии, потому что Женевская конвенция классифицирует их как «негуманное оружие», а американские воины не позволяют себе быть негуманными.

Мистер Откат фыркает.

– Негуманное? Милое словечко. Десять тысяч дротиков из нержавеющей стали с оперением. Эти болванки, набитые такими стрелками, действительно превращают гуков в кучи обосранных тряпок. Это так точно.

– У, черт! – говорит капитан Джэньюэри. Он шлепает карточкой по походному столу. – Идешь в тюрьму – прямо в тюрьму – упускаешь куш – не получаешь двести долларов. – Капитан отправляет серебряный башмачок в тюрьму.

– Я знаю, кто похерил твою статью про игольчатый снаряд, Джокер. А вот чего я не знаю, так это кто дает врагам-репортерам наводку каждый раз, когда происходит что-нибудь неприятное – типа того белого Виктор-Чарлевского разведчика, которого замочили на прошлой неделе, из тех, кого собаки называют «Призрачный Блупер». Генерал Моторс готов уже отправить меня в хряки из-за этих утечек информации. Расскажешь? Тогда и я тебе скажу. Заметано?

– Нет. Нет, капитан. Ладно, неважно.

– Намба ван! Два очка! Все путем, Джокер. Тут тебе большой кусок халявы отвалили. – Капитан Джэньюэри достает конверт заказного письма из плотной бумаги и вытаскивает листок, на котором что-то написано затейливыми буквами.

– Поздравляю, сержант Джокер.

Он вручает мне листок.

ПРИВЕТСТВУЮ ВСЕХ ЧИТАЮЩИХ СЕЙ ДОКУМЕНТ: СИМ ДОВОЖУ ДО ВАШЕГО СВЕДЕНИЯ, ЧТО, ОКАЗЫВАЯ ОСОБОЕ ДОВЕРИЕ И ВЫРАЖАЯ УВЕРЕННОСТЬ В ПРЕДАННОСТИ ДЖЕЙМСА Т. ДЕЙВИСА, 2306777/4312, Я ПРОИЗВОЖУ ЕГО В СЕРЖАНТЫ КОРПУСА МОРСКОЙ ПЕХОТЫ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ...

Изучаю этот листок бумаги. Потом кладу приказ на походный рабочий стол капитана Джэньюэри.

– Намба тен. Ничего не выйдет, сэр.

Капитан Джэньюэри останавливает свой серебряный башмачок на полпути.

– Что ты сказал, сержант?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии